безопасностью и доброй славой. Ценности эти не гниют, и избыток их не вредит; наоборот, добрая слава, чем ее больше, тем она величественнее и прекраснее и тем легче ее носить. Вообще, чтобы ты знал, Крёз: я вовсе не считаю самыми счастливыми тех, кто больше всего имеет и больше всего сторожит.» Как известно, Крёз лишится своего богатства и своего царства, такова плата за неумелое и глупое помещение «национального капитала» не в людей и дело, а в сундуки. Вместе с тем богатство имеет смысл, если оно попадает нуждающимся (Матфей. 19:21, Лука. 12:33, 19:8) да и вообще служит людям и твоей стране. Истинное богатство – не то, что копят, а то, что отдают (2 пос. ап. Павла коринф.), ибо «блаженнее давать, чем принимать» (Деяния апостолов. 20:35).
Естественно, что в древности золото и серебро, будучи основным эквивалентом богатства, привлекали внимание царей и завоевателей. В Египте, по оценкам историков, к VII в. до н. э. было накоплено не менее 3000 тонн золота. Ассирия, покорив Египет, овладела его золотыми запасами. Затем эти богатства перекочевали в Вавилон, покоривший обе страны. Вавилон пал, его золотые запасы попали в казну персидского царя Кира Великого, из династии Ахеменидов. С их помощью многого можно достичь. Кир использовал золото как для набора наемников, так и для подкупа. Он говорил: осел с грузом золота порой сильнее могучей армии. Упомянутый Ксенофонт в «Анабасисе» показал, как набирались для него войска в Херсонесе и в других местах. Приблизив к себе лакедемонянина Клеарха, который был изгнанником, Кир выразил ему свое расположение и подарил 10 000 дариков. Тот принял золото, набрал на эти деньги войско, выступил из Херсонеса и стал вести войну с фракийцами, живущими по другую сторону Геллеспонта, помогая эллинам. Города, расположенные у Геллеспонта, охотно доставляли ему средства для содержания солдат. Кир в глазах европейцев хотя и интеллектуально велик, но «только для азиатов».
Персидская империя в 330 г. до н. э. пала под натиском войск Александра. Среди военных трофеев оказались тонны золота, но держава Александра распадется после его смерти, а несметные богатства разойдутся по разным странам, чтобы сконцентрироваться в столице огромной империи – в Риме. «Auri sacra fames, – писал Вергилий, самый проницательный из римских поэтов. – Проклятая жажда золота, до чего же ты доводишь людей?» Золото играет роковую роль в судьбе и фригийского царя Мидаса (738–696 гг. до н. э.). Бог Дионис исполнил просьбу алчного царя о том, чтобы все, к чему он прикоснется, превращалось в золото. И стоило Мидасу сорвать с дерева зеленую ветвь, как та тотчас же становилась золотой, вода катилась с его рук золотыми каплями. Царь ликовал до тех пор, пока в золото не начала превращаться и его пища. Поэт Овидий написал в «Метаморфозах»: «Только он с чистой водой смешает виновника дара, как через глотку питье расплавленным золотом льется».
Мстительный Аполлон за то, что Мидас присудил первенство в игре на флейте не ему, а Пану, наградил царя ослиными ушами. Аполлон сказал ему: «Тебе больше подойдут уши, которые будут соответствовать твоему восприятию музыки!» И у Мидаса выросли ослиные уши. Однако все же кажется, что столь суровое наказание последовало не за то, что тот присудил первенство в музыкальном состязании Пану, а именно за то, что тот возлюбил сверх меры богатство. Так наказывает судьба тех, кто не понял сути и истинного назначения богатства нации и его роли в совершенствовании человека.
Так золото становилось средством не только обогащения, но и наказания. Одним из изощренных способов казни вороватых министров и чиновников стало вливание в горло расплавленного золота. Понтийский царь Митридат Евпатор (132—63 гг. до н. э.) казнил таким способом одного из римских пленных. Аппиан («Митридатовы войны») пишет: «Немного времени спустя он [Митридат] взял в плен Мания Аквилия, наиболее виновного в той войне изо всего посольства. Связанного, его повсюду возили на осле, громко объявляя зрителям, что это тот самый Маний. И, наконец, в Пергаме велел влить ему в горло расплавленное золото, тем самым позорно указав на взяточничество римской знати». От этого золота желать меньше не стали. Причины просты… Деньги дают средства для безбедной жизни. А «без зажиточной жизни в народе не воспитаешь добрых качеств» (Сюнь-Цзы). Но и тут нужно сохранять чувство меры. Где слишком часто превозносят богатства, «там презирают все честное: верность, порядочность, стыд» (Саллюстий). Первые победы греков над могущественной, но разношерстной и многоязыкой армией персов укрепили веру греков в свои силы. Но вскоре им и персам пришлось столкнуться с более мощным противником, бойцом мирового европейского класса – с Македонией.
В первой половине IV в. до н. э. Македония благодаря усилиям Филиппа II объединилась, превратившись в грозную державу. Филипп был талантливейшим политиком. Многие историки считали его крупнейшим деятелем тогдашнего европейского мира. Заметим, что молодость Филипп провел в Греции, хорошо знал греческую культуру, силу и слабость греческих республик. Уничтожив претендентов на престол, он сосредоточил в своих руках всю власть. Мы вновь видим, как взлету той или иной державы в древнюю эпоху предшествуют две главные вещи – концентрация власти в руках сильного, волевого, умного вождя и создание профессиональной армии. Такой вскоре и станет македонская армия, в которой костяк составит македонская знать (этеры, «товарищи» царя). Филиппу принадлежит заслуга и создания знаменитой фаланги, тяжеловооруженной пехоты с глубоким строем (16 рядов и более). Гордостью армии была конница. В отличие от армий персов и даже греков армия Филиппа была строго национальной, ибо в нее входили только македонцы. Как и в Спарте, служба в армии считалась делом жизни. И даже знать обязана была «тянуть военную лямку», получая дипломатические и прочие государственные посты только в случае успешной военной карьеры. В политическом отношении Македония – ярко выраженная монархия. Знать (этеры, коих было не более 800) владела землей, которой у нее было столько же, сколько у 10 000 греков. Население в личном плане было свободно. И хотя во главе Македонской державы стоял деспот Филипп, хотя деспотизм и свобода, казалось, – вечно враждебные категории, но «без деспотизма еще не было ни свободы, ни равенства» (Ф.М. Достоевский). Демократическая Греция тому яркий пример.
Рядом с Македонией многочисленные мелкие греческие полисы явно проигрывали. Это было ясно многим в самой Греции. Правда, грекам на какое-то время удалось удержать Филиппа от вторжения, но то был вопрос времени, так как слишком сильны были противоречия между греками. Войны и конфликты меж ними вспыхивали один за другим. Конечно, это мешало созидательной деятельности, торговле, промышленности, финансам да и просто мирной и спокойной жизни греков. Поэтому у Филиппа II среди греков оказалось немало искренних сторонников, людей македонской ориентации (Эсхин, известный ритор Исократ, стратег Фокион, финансист Эвбул и др.). Главный идеолог союза с Македонией Исократ пишет письма Филиппу, в которых убеждает его взять главенство над Грецией. Против Филиппа выступил другой известный оратор и политик – Демосфен. В данном случае не так уж важно, какие силы стояли за кем (и там и тут они были достаточно влиятельны). Важно то, что реальное соотношение сил на мировой арене толкало народы к объединению. В основе тех или иных расчетов лежали экономические и политические интересы. Азия и «мир Великого владыки», перса, были богаче, чем полунищая Македония, которая не могла любящим деньги грекам дать ничего. Поэтому многие полисы охотнее шли на контакт с персами, рассчитывая поживиться за их счет. Греки готовы были присягнуть «цивилизованному агрессору», кто бы им ни был, Филипп или Дарий, – кто больше предложит, тот и друг. В русле жизненной философии и подобной логики шел спор среди ученых, чья позиция была предпочтительнее, разумнее – Демосфена или его противников. Те, кто превозносил идеи свободы и независимости (Г. Нибур, А. Шефер, Э. Курциус, Керст и др.), видели правоту за Демосфеном, отмечая, что тот считал дело демократических Афин своим собственным делом и остался ему верен «до последнего дыхания». Другие, глашатаи империи (Дройзен, Гольм, Белох, Эд. Мейер и др.), обвиняют Демосфена в политической слепоте, превозносят даже таких предателей, как македонский наемник Эсхин и его соратники. Они рассуждают о «непреложных законах истории», «исторической справедливости», в результате которой греки были разбиты и повержены. Они превозносят Филиппа с его миссией «объединителя мира», создателя великой сверхдержавы, демиурга мира и провозвестника
