прихрамывал и сильно опирался на трость. Во втором многие из них узнавали своего преподавателя ксенологии, и те, кто выбрал эту специализацию на следующий учебный год, старательно с ним здоровались. Александр машинально кивал им в ответ. Его спутник рассматривал молодежь более пристально, и Александр тихо радовался, что барона направили на восстановление сюда, в тихий космический городок, а не в один из центральных мегаполисов, как предлагал кто-то из столичных ксенологов. По крайней мере, рассуждал Александр, здесь нет нудистского движения, чьи представители, безусловно, весьма бы испортили образ Земли для средневекового аристократа.
— Александр, почему почти все женщины у вас одинаковы?
Как обухом по голове. Они только что прошли группу студенток, и пристальный взгляд барона вызвал у них характерные смешки. Теперь Александр сам оглянулся вслед девушкам. Зрелище было еще то… «Надеюсь, Алиска в их возрасте не будет ходить такой же раздетой», — невесело подумал он, прежде чем ответить барону:
— Ну, они не совсем одинаковые. Майки вроде разного цвета, да и волосы.
— Они одинаковые, Александр. Дело же не в цвете.
Александр пожал плечами.
— Мода, Тонен.
Брови барона непонимающе сошлись на переносице.
— Что такое мода? — спросил он вполне закономерно.
«Действительно, что такое мода? Узкие обтягивающие брюки, кофточки, Алискины бантики и туфли. Видеофоны причудливых форм. Модели на обложках журналов и в компьютерной рекламе». — Александр лихорадочно начал думать, как перевести эти образы в слова, причем в слова, доступные представителю феодальных времен.
— Мода? Это то, что принято носить. Ну, например, скажут, что сейчас модно носить кофты с прозрачной спиной, и все женщины бросаются покупать кофты с прозрачной спиной. Разве у вас нет моды?
Глаза барона стрельнули наверх, пока их хозяин вспоминал, как выглядели имперские красавицы в тот единственный раз, когда ему удалось посетить столицу…
— Естественно, женщины всегда стараются выглядеть красиво. Даже моя мать, даром что полвека уже прожила, почти все ее ровесницы уже поменяли место жительства на более тесное и сырое… Но для этого они пытаются отличаться друг от друга, а не быть одинаковыми. А кто у вас говорит, что нужно носить? И почему его слушаются?
— Насколько я знаю — а я не очень разбираюсь в моде, Тонен, — есть специальные люди, которые изобретают новые виды одежды. Потом они публикуются в журналах, их показывают по телевизору… магазины начинают продавать эти вещи, и все их покупают.
— И все начинают ходить одинаковыми?
Теперь остановился сам Александр, правда, лишь на мгновение. Ироничный тон барона и его непонимание простых в общем-то вещей вдруг стали его раздражать, и он дал себе приказ успокоиться.
— Поймите, барон, наверняка у вас это точно так же. При дворе вашего императора есть первая красавица?
— Когда я был в столице, леди Ирр была ею, — ответил ему, не задумываясь, барон. Его глаза подернулись мечтательной пленкой.
— Отлично. — Голос Александра вернул его на землю. — Если завтра леди Ирр придет в шляпе с пером какой-нибудь необычной птицы и все ваши рыцари начнут делать ей комплименты, что произойдет на следующий день?
Барон задумался.
— Насколько я помню наших имперских красавиц, ни одна женщина из принципа не наденет шляпу на следующий день, хоть с пером, хоть без, — наконец ответил он. — Пока рыцари снова не начнут обращать на них внимание. Кстати, это очень хороший способ проверить, насколько рыцарь благороден. Если у него и отец, и дед, и прадед были благородными, то он будет смотреть даме в душу и не будет обращать внимание на то, что надето у нее на голове. Это удел тех выскочек, которые не знают, как закрепиться при дворе, и готовы использовать для этого даже дамскую юбку. Та же леди Ирр запомнит всех, кто будет выплясывать вокруг ее шляпки, и вычеркнет их из записной книжки своей памяти.
Александр искренне удивился:
— Невероятно. Боюсь, вы плохо знаете своих женщин, но если это правда — то… хм… интересно… Наши женщины в такой же ситуации стали бы соревноваться в удивительном конкурсе «у кого больше перьев на голове».
— Это удел серфов, — презрительно ответил барон. Александр смолчал. Он видел опасность: впереди виднелся еще один рекламный щит — к счастью, последний перед входом в университет. Барон не пропустил ни одну рекламу, по десять минут разглядывал все плакаты, встретившиеся им по пути, а потом мучил Александра вопросами. Александр взмолился, чтобы барон хотя бы на этот не обратил внимание. Молился он плохо, так как барон в очередной раз задрал голову вверх.
— «КРИСТАЛЬНЫЙ ДАР. ЛИМОНАДЫ И ВОДЫ ОТ САМОЙ ПРИРОДЫ», — прочитал вслух барон и оглянулся на спутника. Тот с неохотой повернулся к нему.
— Да, Тонен? Что вас так удивило?
— Зачем эта реклама?
— Чтобы люди покупали эти напитки. — Напряженный поиск аналогии. — Это как на ваших базарах, если два человека торгуют одинаковыми финиками, то покупать будут у того, кто кричит громче.
— Покупать будут у того, — возразил снова барон, — у кого финики вкуснее. Если у второго они пресные и подгнившие, то пусть он хоть голос себе сорвет, никто к нему и не подойдет.
— А если у них финики одинаковые? — задал Александр каверзный вопрос.
— Ну, тогда… — Барон задумался. — Серф действительно побежит к тому, кто кричит громче.
Александр вспыхнул, снял очки и остановился:
— Тонен! Вы зациклились! Нельзя делить все на серфов и благородных! Здесь этого нет! Люди все равны, люди все одинаково благородны, хоть здесь, хоть у вас на планете!
Барон недоверчиво уставился на своего спутника. Александр всегда был таким спокойным, и эта вспышка изрядно удивила Тонена.
— Вы мне это говорили уже много раз, но такого ведь просто не может быть. Идея неравенства заложена самим миром! Ведь не зря кто-то рождается рабом, а кто-то — господином.
— Такое может быть и есть! Все люди рождаются одинаковыми. Возьмите младенца, родившегося в семье короля, и такого же ребенка из семьи самого бедного крестьянина в вашей деревне, поменяйте их местами. Тот, который будет расти в семье короля, вырастет королем! А ведь он по крови — такой же крестьянин, как и его родители.
Александр выпалил свою тираду, и Тонен, внимательно его слушавший, тронул его за руку:
— Вы же сказали, что у нас срочная встреча. Мы можем продолжить на ходу.
Александр сердито надел очки, они снова двинулись вперед, и барон продолжил свою мысль:
— Вы в корне ошибаетесь, Александр. Позвольте мне объяснить вам. Благородными не становятся. Ими рождаются. Это в крови. Благородство видно с малых лет. Там, где деревенские дети бегают голозадыми по своим заросшим грязью улицам, благородный ребенок учит буквы и слушает историю своего рода. Когда деревенская девица уже в пятнадцать лет пляшет под кем-нибудь на спине на сеновале, благородная учится, как шить гобелены и управлять слугами. Если вы…
— В том-то все и дело! — прервал его, горячась, Александр. — Учиться! Ваших детей учат, их воспитывают, а деревенских — нет. Они растут сами, и что вы хотите? Если вы обрабатываете пашню, то соберете отличный урожай, если же она зарастет сорняками, а вы лишь будете ходить мимо, — не наберете и горсти зерна.
Барон болезненно скривился.
— Вы так и не поняли, Александр. Дело не в этом, далеко не в учебе. Серфы потакают своим слабостям. Они — их рабы. Засвербило у них между ног — они идут совокупляться на сеновал. Заболел у них зуб — они будут стонать на всю деревню, разрывая своими жалкими криками вонючий деревенский воздух. Расскажет
