наплести, чтобы тебя оправдали.
— Постараюсь объяснить. Когда та тварь выскочила на нас из кустов, я был на сто процентов уверен, что барону ее не убить. Вы же знаете этих биоформов. Я потом посмотрел его меч — лучшая сталь, которую изготавливают в этом мире. Неудивительно, что он так расстроился. Будь это обычное оружие, которым размахивают имперские рыцари… В общем, он и не подозревает, как ему повезло, что он сломал меч на позвоночнике, убив перед этим тварь, а не на металлической шкуре, где он должен был сломаться.
— Все равно плохо. Ты не должен был вмешиваться до последнего. Хотя фраза о талисмане меня позабавила. Он тебя не просил после этого показать свой талисман?
— Нет. Он всю обратную дорогу злился по поводу меча.
Куджиев покачал головой. На столе у него запищал приемник, он резким движением ладони отключил его и продолжил:
— Ну ладно. Повезло тебе. Что касается пистолета — изготовь точную его копию и врежь где-нибудь заклинание. Барон любопытен, как это ни скрывает, может у тебя в любой момент про твой талисман спросить. Будет неловко, если он начнет дергать за курок и кого-нибудь убьет. Меньше всего мне хочется, чтобы это оказался он сам. Потому что его здоровье имеет самое непосредственное отношение к тому разговору, ради которого я тебя в основном и пригласил. А разговор такой. Аналитики уже сутки делают свое дело, то есть анализируют. Все и печально, и — как ни странно — оптимистично. То, что произошло, — дело рук — или клешней, или щупальцев — наших добрых старых соседей, что, впрочем, было ясно с самого начала. Мы в первый раз сталкиваемся с таким. Похоже, они раздумывают, начинать или нет вторжение в этот мир.
— Не думаю, что они опасаются его военного потенциала, — заметил Иван. — Почему бы не начать вторжение сразу.
— Вот ты не думаешь, Иван — только не обижайся, — а что-то говоришь. Что, кстати, тоже очень печально и совсем не оптимистично в отличие от ситуации на планете. Как любые нормальные здравомыслящие инопланетяне, они руководствуются элементарным понятием выгоды. Если потери при захвате планеты превысят выгоды от ее, скажем мягко, эксплуатации, то зачем нужен подобный захват? На Мааре живет около десяти миллионов человек. Соответственно, это население способно поддерживать три-четыре выводка тех тварей, из которых они делают своих биоформов. Твари любят покушать, мы же с тобой знаем.
— Лучше не вспоминать, — скривился Иван. Несмотря на внешнюю невозмутимость, он слегка обиделся на начальника, но но постарался это скрыть. — Я показывал матерям, где останки двух детей, которых эти биоформы успели убить.
— Ну вот. Кстати, не обижайся, Иван, на самом деле я не сомневаюсь в твоих умственных способностях. Просто ситуация очень нервная. Проблема же в следующем. Не убьют ли аборигены больше трех-четырех выводков до того, как наши клешнерукие — или рукоклешние — друзья уничтожат здесь все признаки военной организации? Похоже, что такие случаи были, иначе какой смысл так осторожничать.
— Так в этом и заключается ценность барона? — полуутвердительно спросил Иван.
— К сожалению, не только барона. — И Куджиев причудливо выругался в стиле Тонена.
Глава 2
На следующее утро барон вышел из своих комнат хмурым, как сама смерть. Ночью он поругался с женой, которая требовала, чтобы он «выгнал всех шлюх из замка». Обычно он просто уходил в другую комнату — как правило, к одной из «этих шлюх», но в последнее время все осложнялось беременностью Айни. А в эту ночь на ссору прибежала с верхнего этажа мать и, не раздумывая, встала на сторону невестки. Потом еще сестра… Про то, что он только что убил тварей, о подобных которым никто ничего не слышал, женщины и не вспомнили. Или про судно пиратов, которое он потопил месяц назад, замаскировав свой корабль под торговый парусник. Барону было вдвойне обидно из-за того, что он даже не мог выругаться и был вынужден молчаливо сносить все нападки. Слишком боялся он повторного выкидыша, и, пользуясь этим его страхом, женщины в конце концов вынудили его пообещать, что с утра ни одна из его любовниц не останется в стенах замка. Теперь мать барона, торжествующе размахивая своими седыми волосами, носилась по крылу, где жили слуги, и выселяла всех, кто был женского пола и младше тридцати лет. Сам же хозяин замка хмуро сидел в замковом дворе у бочонка с синтийским вином, намереваясь с утра познать все его прелести, чтобы к полудню выключиться на сутки из жизни. Дружина, увидев состояние хозяина, по его примеру тоже устроила себе внеочередной праздник, поэтому довольно долго никто не подходил на осторожный стук в замковые ворота.
Допивая пятую кружку, барон вдруг заинтересовался, не хочет ли несколько капель этого божественного напитка один из котят, которыми всегда был полон его замок. Там, где есть женщины и немного лишней еды, всегда найдется кошка-другая, такой вывод барон сделал еще в юности, и до сего времени реальность подтверждала его наблюдения. Котенок отбивался всеми лапами от угощения, совершенно разочаровав барона, и после пары попыток Тонен отпустил его и поднял голову, чтобы оглядеться в поисках другого предмета для экспериментов. Предмет превзошел все его ожидания: перед собой Тонен увидел расплывающуюся в воздухе деревенскую делегацию.
— Я знал, что эти пройдохи-синтийцы добавляют в виноград траву иллюзий, — начал пьяным голосом рассуждать он про себя, — но не знал, что иллюзии бывают такими реальными. И ведь кто-то после этой травы видит драконов и принцесс, а я — за какие только грехи? — этих вонючих смердов.
Губы старосты вдруг зашевелились. Пьяный мозг барона сообразил, что деревенские жители никогда не начинают разговаривать первыми, а значит, он рассуждал не про себя, а вслух. Только после этого его мозг начал складывать звуки, доносившиеся до него как будто через густой туман, в слова:
— Бааарооон. — Пауза. — Дееерееевняя в беееедееее.
Староста уже не говорил, но звуки, волшебным образом замедлившиеся, еще доходили до помутненного сознания барона. «Могучая трава», — подумалось ему, и вдруг смысл сказанных старостой слов дошел до него. Барон минуты на три задумался и неожиданно расхохотался. На его хохот сбежались все дружинники, находившиеся во внутреннем дворе в состоянии, уже близком к состоянию барона.
— У них, — еле выдавил Тонен в перерывах между приступами смеха, — опять беда.
Никто не понял, в чем заключался юмор ситуации, но вся дружина пьяно захохотала вслед за хозяином.
— Беедаа! — давясь от смеха, проблеял барон. — Мы в беедее!
Жители деревни ошеломленно смотрели на это зрелище, не решаясь ни сказать что-либо, ни тем более сделать. Наконец, вдоволь отсмеявшись, барон успокоился.
— Ну и что за беда? — спросил он, честно пытаясь сделать это трезво. Теперь он сам пытался понять, чего смешного он нашел в их словах, и не понимал.
И снова вперед выступил кузнец.
— Господин. Это еще страшнее, чем вчера. Кто-то поселился под землей перед пастбищем. Сегодня утром пастушок, Анти, повел туда деревенский скот. Они шли по тропе, как обычно, и вдруг из земли вылезли змеи, обвили одну из коров и утащили под землю. Все стадо сразу же разбежалось, а сам Анти бросился обратно в деревню. Мы взяли топоры и пошли на то место, где он видел змей. Первым шел Тукко, хозяин той коровы. Мы даже не успели подойти к тому месту, где она пропала, — змеи набросились на него и начали тащить под землю. Тукко начал рубить их топором, мы бросились к нему на помощь — он был уже по пояс в земле. Берро отрубил второе щупальце, мы начали его вытаскивать, но тут Тукко закричал, и у него изо рта пошла кровь. Он весь обмяк, мы потащили его вверх, но вытянули… — Тут кузнец на мгновение остановился, вспомнив события утра, сглотнул и с трудом продолжил: — В общем, ниже груди у него ничего уже не было. Мы сразу убежали оттуда.
Дружина барона перестала усмехаться уже на середине рассказа, и сейчас его окончание было встречено гробовым молчанием. Молчал и сам барон.
— Кровь, кровь, — зашептали кузнецу из задних рядов деревенской делегации.
— Ах да, кровь, — закивал кузнец. — Кровь из змей, которых мы успели отрубить, была как у тех тварей, которых вы зарубили вчера днем, господин. И еще утром пропала женщина, которая за чем-то вышла из деревни. Она до сих пор не вернулась, а искать ее мы боимся.
Тонен молчал уже мрачно, и это молчание никто больше не решался прервать. Пьяная мысль двигалась с трудом, все довольно долго ждали, прежде чем он решил встать. К этому времени вокруг него собралось
