уже все мужское население замка, прибежала мать, и сейчас, окинув взглядом ждущую его слов толпу, барон помрачнел еще больше.
— Саму тварь никто не видел? То есть того, кто откусил у этого несчастного полтуловища? — спросил он, задумчиво разглядывая сторожевую башню замка. Жители деревни переглянулись.
— Нет, господин, — снова ответил кузнец. — Только ее змей.
Дружинники начали перешептываться. Барон бросил в их сторону хмурый взгляд. На это один из них, старый Рдин, который в войске барона не столько воевал, сколько отвечал за корабль барона «Прекрасная Дева Уттерли», откашлялся и сказал:
— Спрут, барон. Это похоже на гигантского спрута. Когда я был в южных портах, местные моряки рассказывали мне, что эти животные иногда нападают на корабли, даже на самые крупные, опутывают их своими щупальцами и утаскивают под воду.
— Только спрут сухопутный. — Барон закивал. — Эро, твою мать! — На начальственный окрик из толпы протиснулся паренек с едва заметным пушком на верхней губе. Несмотря на столь юный возраст, он заведовал всей боевой техникой замка. — Какую из твоих чертовых машин можно вытащить из замка? Они еще не полностью вросли в камень? Или, чтобы пострелять, нужно сперва обрубить им корни?
Эро оживленно замотал головой.
— Есть баллиста с южной стены, есть еще одна со сторожевой башни. Можно вытащить катапульту, а если вы дадите мне сутки, я могу даже собрать старый таран.
— Ага, и мы с ним будем носиться по лесу и таранить деревья, — закивал согласно барон. — Не глупи, ты же умнее, чем выглядишь, хоть твой внешний вид отчаянно утверждает обратное. На какую из баллист можно поставить самую здоровенную стрелу?
— На ту, что на сторожевой башне, — ответил Эро обиженно. Грубые слова барона мигом погасили весь его юношеский пыл.
— Изумительно. Эй, деревня, — окликнул Тонен делегацию, — пойдете с этим мальчиком и тщательно будете делать все, что он говорит. А иначе я покидаю вас той твари, может, она от обжорства лопнет и решит все наши проблемы.
И барон налил себе еще одну кружку, на что его мать неодобрительно покачала головой.
В деревню заезжать было не обязательно, но барон, сжалившись над деревенскими жителями, которые еле вытащили баллисту из замка, разрешил им взять в деревне лошадей. Деревня встретила барона десятками испуганных лиц, выглядывавших из каждого дома. С учетом того, что у Тонена в глазах все двоилось, а иногда троилось, ему приходили мысли о том, что подчиненное ему население довольно быстро растет, но потом он вспоминал о вине, о входившей в него траве и начинал тереть глаза, добиваясь ясности взора. Его дружина была в несколько лучшем состоянии, но и она старательно добавляла в местный воздух, пропитанный запахами навоза, выпекаемого хлеба и скисшего молока, характерный аромат перегара. Пока крестьяне собирали по дворам лошадей, жители вышли из домов и сгрудились на главной деревенской площади, где ждало лошадей войско Тонена. Женщины что-то шептали друг другу, ребятишки с огромными от восторга глазами не отрывались от созерцания огромной баллисты, которой не раз приходилось топить пиратские лодки. Самые смелые из них уже крались к Эро, чтобы упросить его потрогать орудие хотя бы одним пальчиком. Барон слез с коня и теперь полудремал, присев на какой-то камень, и в его грезах отовсюду лезли щупальца и сверкали жадными глазами спруты, от которых приходилось отбиваться сломанным сартанским мечом. Издалека доносились крики, что-то про ведьм, и Тонен долго ломал голову, откуда они попали в его сны. Наконец до него дошло, что он уже не спит. Он изо всех сил зевнул и, помотав головой, огляделся. Оказывается, за то время, что он спал, жители деревни уже нашли всех необходимых лошадей и с помощью хитрой системы кожаных ремней запрягали их в баллисту. Рядом с баллистой стояла одна группка — староста, кузнец и какие-то три человека. Они о чем-то спорили с женщиной с двумя подбородками и с пронзительным голосом. Остальные жители держались поодаль, неодобрительно взирая на эту ссору. Женщина, чей голос и разбудил Тонена, первая увидела, что он уже не спит. Плюнув мужчинам под ноги, она побежала к нему, тряся задней частью, как перегруженный купеческий корабль на сильных волнах. Те заторопились за ней. Тонен несколько ошеломленно наблюдал, как она бросилась к нему в ноги и запричитала:
— Господин, это все ведьма, ведьма навела на нас порчу, она убивает наших детей и наш скот, она хочет сжить нашу деревню с лица земли. Я видела, как она колдовала, это ее твари…
— Тихо! — прервал Тонен этот нескончаемый поток. Женщина испуганно подняла на него глаза. Было ей лет тридцать или тридцать пять, обычная деревенская баба, которая к этому возрасту рожает пять-шесть детей и хоть и не похожа еще на старуху, но все же утрачивает всю женскую привлекательность. Теперь ее глазки воровато бегали по лицу Тонена, умоляя поверить ей. Будь Тонен трезв, он бы, может, и избил бы ее за наглость, но сейчас он лишь недовольно морщился, как от запаха из давно не чищенного сортира.
— Что за ведьма?
Женщина раскрыла рот, но ее прервал староста:
— Заткнись, дура. Она имеет в виду Линью. Она и знахарка, и скот умеет лечить, и помогает рыбу сохранить в жаркое время. А эта дура совсем из ума выжила.
— Сам дурак, дурой меня еще будет называть, идиот, дубина! — истерически завопила женщина. — Вот когда начнут твоих детей ее твари жрать, вот тогда поймешь ты, что была я права, да только поздно уже будет, будут их белые косточки валяться, будет их дождь поливать, будут их собаки дикие обгладывать, а ты…
— Тихо! Всех зарублю! — яростно крикнул барон, и поднявшийся было на площади шум сразу притих. Барон был пьян, но даже в таком состоянии от него не укрылось то, что многие жители согласно кивали и перешептывались, когда женщина кричала свои бессвязные обвинения. После недолгого раздумья он сказал:
— Идем к ведьме, там разберемся. Молке, Свидир, со мной, растрясите свой геморрой, остальным ждать здесь и нагуливать жир. Кузнец, староста и ты, — Тонен брезгливо посмотрел на женщину, — ведите. — И он забрался на коня.
Женщина встала с земли и, злобно сплюнув в сторону кузнеца, быстрым шагом заторопилась с площади. Староста и кузнец хмуро пошли за ней, о чем-то вполголоса переговариваясь. Взгляды, которые они бросали вслед женщине, не сулили ей ничего хорошего, но она, полностью уверенная в собственной правоте, своей спиной лишь высказывала им презрение. Идти нужно было минут десять, почти на самый край деревни. Конь барона осторожно обходил лужи и весеннюю грязь, сам барон под его плавные движения снова задремал, покачиваясь в седле. В какой-то момент конь остановился, и тогда барон с трудом открыл глаза, на которые сильно давил пьяный сон. Они находились перед обычным для деревни Урхо домом, построенным из дерева, досок и китовых костей. Двор был чище, чем другие деревенские дворы, в нем росли какие-то необычные растения — вот в общем-то и все, что смог разглядеть Тонен. Потом он увидел, что вся деревня, несмотря на приказ оставаться на площади, последовала за ними и теперь толпилась по всей улице, ожидая развязки этой неожиданной драмы. Это взбесило успокоившегося уже Тонена, но виду показывать он не стал. Староста зашел в дом и почти сразу вывел ту, которую женщина с визгливым голосом обвиняла в колдовстве. Этой женщине тоже было около тридцати лет, но выглядела она гораздо лучше, была очень опрятно одета, и глаза ее не бегали, как у большинства деревенских жителей, а смотрели хоть и затравленно, но прямо в глаза барона. Не все женское было убито в ней деревенской действительностью, с удовольствием отметил Тонен и решил про себя, что деревенские бабы просто завидуют ей. Непросто сохранить красоту и привлекательность и непросто смириться с тем, что, когда ты уже похожа на рухлядь, твоя соседка еще привлекает взоры мужчин. А женская зависть может быть опаснее мужской ненависти, это барон усвоил очень хорошо за то время, что жил на материке в империи.
— Вот она! — завопила с удвоенной силой женщина с площади, хватая себя за волосы. — Брось ее тем змеям, которых она же вызвала, пусть они насладятся мясом своей хозяйки и больше нас не беспокоят, не убивают наших детей и наш скот!
Обвиняемая побледнела и оперлась на руку старосты. Тонен сквозь пьяный туман заметил, что из оставшихся открытыми дверей дома выглядывают два испуганных детских личика.
— Успокойся, дурная женщина. — Староста яростно замотал головой. — Не она ли лечила тебя, когда у тебя раздуло всю щеку, когда ты стала похожа на недобитого бобра. Не она ли выходила твоего брата, который вернулся с моря с таким кровавым кашлем, что мы уже могилу ему начали готовить? Не она…
