– А машина?
– Не знаю.
– Чего же он ее не осмотрит? Эй, Бэтмен!
– Ну, – глухо откликнулся Джонни.
– Что с машиной, почему ты не посмотришь? Или собираешься везти нас дальше, прямехонько на тот свет? – оживая, сердито спросил Альварес.
Летчик ничего не ответил.
Андрей открыл дверцу и помог профессору выбраться из самолета.
С первого взгляда было ясно, что дела плохи. Самолет стоял, накренившись на левое крыло и уткнувшись мотором в землю. Винт сломан, обшивка крыла сильно ободрана.
– Н-да, – пробормотал Альварес. – Как мы уцелели, трудно понять. А ты что, не собираешься вылезать? – неуклюже задрав забинтованную голову, крикнул он летчику, все так же неподвижно сидевшему в своей кабинке.
– Я не могу вылезти, – угрюмо ответил Джонни.
Они бросились к нему.
– В чем дело? Ты ранен? – спросил Альварес.
– Рука не поднимается.
– Что же вы сразу не сказали, что ранены? – спросил Андрей. – Я думал, у вас все в порядке.
Они помогли летчику выбраться из кабины.
На подбородке у Джонни было несколько ссадин, левая рука безжизненно повисла, словно обрубленная ветвь.
Распоров замасленный комбинезон летчика, Андрей начал осматривать руку.
– Здесь больно?
– Больно.
– Почему же вы не скажете?
– Хваленый индейский стоицизм, – вмешался Альварес. – Ты уж, пожалуйста, говори, где именно у тебя болит, а то доктор не разберется. Сидит себе, а я думал, ты вообще не ранен. Ну что, доктор?
– Боюсь, перелом ключицы. На всякий случай забинтую покрепче. Хорошо, хоть не открытый.
Подложив под мышку поврежденной руки толстый валик из тряпок, Андрей крепко прибинтовал его к обнаженному телу летчика, радуясь в душе, что не поленился в горячке сборов проштудировать учебники и освежить в памяти врачебные познания. Вот они и пригодились.
После перевязки Джонни осмотрел самолет, а потом они уселись в тени, чтобы обсудить положение.
Оно было нелегким. У самолета сломаны не только винт, но и шасси. Отремонтировать его здесь собственными силами невозможно. Придется пока оставить машину и пешком пробиваться к реке, до нее, по расчетам Джонни, километров шестьдесят. А там надо построить плот и плыть на нем до лагеря лесорубов – самый разумный вариант.
– Но сначала я покажу вам обещанный город, – сказал неожиданно Джонни. – Это будет небольшой крюк, миль восемь.
– Какой там еще город, когда у тебя сломана рука! – напустился на него профессор. – Тебе надо поскорее в больницу…
– Нет, сначала город. А то вы подумаете, будто я вас обманывал.
Андрей с профессором переглянулись.
Андрею показалось, что уцелевший глаз профессора сверкал из-под повязки разгорающимся азартом исследователя, или он приписывал ему свои собственные желания? Уж очень было обидно возвратиться ни с чем, оказавшись так близко от затерянного города…
Альварес неопределенно хмыкнул и опустил голову.
– Но, Джонни… Вам в самом деле нужно поскорее в больницу, – не очень уверенно сказал Андрей. – Вам нужен покой.
– Я пойду к реке только через город, – сказал Джонни. И добавил, вставая: – Или оставьте меня здесь, буду чинить самолет.
– Это одной-то рукой? – проворчал Альварес. – Ты упрям как мул. Ладно, утром посмотрим, куда идти. А сейчас давайте закусим. Что-то у меня аппетит разгорелся. Может, это нервное, а, доктор? Разрядка после потрясения? Разжигайте костер, а я достану продукты.
Он полез в самолет и начал выбрасывать из него гамаки, лопаты, кастрюльки.
Андрей принялся разжигать костер.
– Черт, никак не найду этот проклятый мешок с аварийным запасом. Мы же не израсходовали его в прошлый раз. Куда он делся? Вы не видали?
– Не ищите его, – хмуро сказал летчик.
– То есть как не ищите? – профессор уставился одним глазом на летчика, забавно, по-птичьи, склонив забинтованную голову набок. – Ага, понимаю… Ты все сожрал и пропил со своими дружками – и консервы и шоколад. Так?
Джонни, отвернувшись, мрачно молчал.
– Madre de Dios! Хорошенькое дело! – заорал профессор, грозя ему кулаком. – Теперь нам нечего есть. Ты понимаешь, в какое положение нас поставил?
– Ну, теперь бесполезно кричать, – примирительно сказал Андрей. – У меня в сумке есть плитка шоколада и галеты…
– Галеты! – фыркнул Альварес, уничтожающе посмотрев на него. – Шоколад! – и, махнув рукой, скрылся в самолете.
Итак, положение их неожиданно резко ухудшилось. До ближайшего жилья – полторы сотни миль через непроходимый лес. Никаких продуктов у них нет. Придется кормиться охотой. Хорошо хоть Джонни не пропил и экспедиционную винтовку с тремя десятками патронов.
Выгрузив из самолета все вещи, которые предстояло взять с собой, они начали маскировать машину срубленными ветками. Джонни помогал им одной рукой, не обращая внимания на свирепые окрики Альвареса и уговоры Андрея. Теперь, наученные горьким опытом, они закрыли самолет гораздо тщательнее, чем в тот раз…
Потом развесили гамаки и в быстро сгущающихся сумерках сели перекусить, разложив на куске брезента все, что нашлось съедобного: плитку шоколада, начатую пачку соленых галет и два подгнивших апельсина. Сердито сопя, Альварес разделил все это на три равные кучки.
Джонни не притронулся к своей порции.
– Ешь, не валяй дурака! – накинулся на него профессор. Но вскоре сдался и махнул рукой: – Черт с тобой, упрямый мул. Но завтра – никаких фокусов. Мы пойдем прямо к реке. У тебя сломана рука, у меня раскалывается голова, продуктов нет. Эх, жалко, Чако мы не взяли, он бы охотился. Нам сейчас не до затерянных городов. Ты один знаешь, куда нас завез и как отсюда выбираться. Так вот, я тебе приказываю как начальник экспедиции, который тебя нанял: мы идем прямо к реке!
Джонни встал и пошел к своему гамаку.
Уморившись, все спали крепко. А рано утром, едва над головами в густой листве забрезжила заря и начали перекликаться проснувшиеся птицы, быстро свернули свой нехитрый лагерь и тронулись в путь.
Джонни показал, в какую сторону идти. Альварес подозрительно посверлил его непроницаемое лицо своим единственным глазом, потом неловко задрав перевязанную голову, долго высматривал, где за деревьями вставало солнце, что-то прикидывая и проверяя.
– Ладно, – сказал он наконец. – Пошли.
У них был только один мачете, и Андрей с профессором прорубали дорогу, передавая его друг другу. Джонни пытался возражать и даже один раз ухватился здоровой рукой за мачете, пытаясь отобрать его, но Альварес вырвал у него нож и погрозил кулаком. Джонни не оставалось ничего иного, как смириться, хотя даже по его каменному лицу было видно, как это для него нелегко.
Целый день до самого вечера они рубили, рубили, рубили неподатливые пружинящие ветки, обливаясь потом и спотыкаясь на каждом шагу об узловатые корни деревьев. Отдыхали всего три раза по пятнадцать минут. Ничего не ели весь день, и не хотелось. Зверски хотелось только пить, но воды во
