отправить».
Собрались вовремя. Зашторили окна и для верности придавили подушками, чтобы ничего нельзя было подсмотреть. Свет убавили до минимума — можно было только различать лица.
— Начнем. Есть предложение без протокола — лишние бумаги нам ни к чему! Хотелось бы предупредить, что все сказанное здесь должно остаться между нами… — Голос Юрия дрожал от волнения. Он понимал, что ребята признавали его вожаком в первую очередь потому, что сказывался авторитет футбольного капитана. Но достаточно ли это? — Я взял на себя инициативу собрать штаб нашей организации в предлагаемом составе. Если есть дополнительные предложения, прошу вносить. — Юрий вел заседание штаба, как комсомольское собрание. — Как показал опыт январских событий на электростанции, самое страшное, что может быть в подпольной организации, — анархия. Нужна единая власть, единоначалие, как в армии.
— Я целиком за, — охотно подал голос лейтенант.
— А если будут другие мнения, чем у начальника, как быть? Ведь он не только своей головой рискует, — сказал Толмачев.
Филин вмешался:
— Понесла метелица! При чем здесь голова?! Просто решения бывают правильные, если они обсуждаются большинством. Мы знаем Токина как капитана команды, знаем, что он умеет ладить с людьми, и я предлагаю избрать его руководителем организации, действия которого будет контролировать наш штаб.
Филин подался в сторону Токина, чтобы как-то смягчить концовку своего предложения. Поддержали нестройным шумом. Токину показалось, что только Караваев промолчал.
— И все-таки, — упрямо повторил Токин, — если считаете возможным избрать меня, прошу принять мою оговорку, — в спорных вопросах последнее слово за руководителем!
— Да что, тебе власти мало?! Не в словах дело, в самих делах, — запротестовал Филин.
— И в словах тоже! — резко возразил Токин.
— Юрий прав, — примирительно протянул лейтенант, — единоначалие необходимо. Пусть последнее слово остается за ним.
— Есть предложение — голосовать? — спросил Юрий.
— А как же! — Кармин даже привстал. — Все должно быть честь по чести. Настанет день — за каждый наш шаг придется держать ответ перед страной. Чему-то она нас учила…
Проголосовали за Токина единогласно. Токин перешел к следующему вопросу.
— Мы провели переучет того, что собрано. Я имею в виду оружие. На сегодняшний день арсенал составляет сорок два автомата, семьдесят винтовок, триста гранат противопехотных и двадцать шесть противотанковых, более трех тысяч, точно не установлено, патронов и один пулемет.
По комнате прошло возбуждение.
— Пулемет удалось добыть Караваеву.
— Мо-ло-дец! — восхищенно протянул лейтенант. — Какой? «Дегтярь»?
— Бери выше — «максимка»! И в отличном состоянии.
— Боезапас поступает в распоряжение лейтенанта, которого предлагаю избрать военкомом…
— Нет, парни, увольте. — Лейтенанта словно подкинуло пружиной. — Пока я тут, помогу как могу. Но мне нужно уходить туда. Думаю, там я буду полезней.
— Когда еще уйдешь…
— И это надо решить сегодня, — подхватил Юрий. — Ребята готовы. С каждым днем возрастает риск: начались серьезные облавы с участием полиции. Господин оберштурмбаннфюрер решил наконец доказать, что не зря ест хлеб. Кстати, думаю, у меня собираться дальше опасно — за Морозовым слишком дымный хвост. Вдруг что-нибудь понадобится по старому делу — и влипнем.
Токина поддержали, и Кармин предложил:
— Давайте впредь у меня. Улочка тихая. Ход к реке есть. Всегда концы в воду можно…
— Холодная вода-то больно.
— К лету нагреется.
— Хватит зубоскалить, есть еще вопрос. Как говорят наши «освободители», саботаж. Предлагаю строго регламентировать всякую инициативу: чтобы нелепостью какой не вывести на провал. Саботаж должен быть тонким: то ли саботаж, то ли просто условия работы… Электростанцию пока не трогать. Жалко арестованных ребят. Оберштурмбаннфюрер свою угрозу выполнит не задумываясь. До Морозова он все- таки добрался, хотя работал мой бывший квартирант не за страх, а за совесть.
— Принято, — заключил Филин. — И давай к главному — к моему предложению насчет вооруженного восстания.
— Эка хватил, — присвистнул лейтенант. — Имеешь в виду лагерь?
— Нет, — в тон ему протянул Филин. — Имею в виду Старый Гуж.
— А дальше что будет? Поднимем народ, власть, скажем, захватим, а потом двинутся регулярные части и передавят нас, как котят.
— Подгадать надо, когда наши приближаться будут. Представляете: гитлеровцы через Старый Гуж драпают, а тут мы сидим и, здрасте вам, строчим из каждого окна так, что серые трупики уже и убирать некому.
Заспорили, перебивая друг друга. Юрий сидел, слушая и не слушая споривших. Для него было ясно, что восстание в городе дело несерьезное.
«Говорят о восстании, как о футбольном матче: если этим составом отыграем по пестовскому плану и выдержим темп, обязательно выиграем! В спорте на нашей стороне был опыт. И наш и пестовский. И многое зависело от самих себя. Не заболеть, не расслабиться… А в борьбе, перед лицом которой оказались так внезапно, такими неподготовленными, слишком многое зависит от случайностей».
Токин смотрел на своих друзей, так повзрослевших за последние месяцы, но сквозь взрослость нет- нет да и прорывалось былое ребячество. К стыду своему, он, руководитель, не находил в себе сил противиться многому, что, интуицией ощущал, к добру не приведет. «Как найти то главное, ради чего стоит работать, а если потребуется, и отдать жизнь…»
— А еще, — Филин понизил голос почти до трагического шепота. — Охранник на электростанции трепанул, будто Гитлер по фронтам ездит, и ждут, что по дороге к Москве он в Старом Гуже остановится. Дескать, сам решил разобраться, почему его генералы до сих пор Москву взять не могут.
— Брехня все это, — возразил лейтенант. — Чего ему по фронтам мотаться, генералов, что ли, мало?!
— А вдруг не брехня? Представляешь, лейтенант, если мы фюрера, когда он мимо проезжать будет, ухлопаем, а?! Тут и войне конец!
— Как в сказочке: иголку сломал — и смерть Кощеева наступила? — ухмыльнулся лейтенант. — Их там, этих фюреров, как собак на свалке. Другой на смену придет…
— Жизни бы своей не пощадил, — даже при блеклом свете было видно, как горят глаза Филина, — а удавил бы этого гада! Может, на всякий случай разработать операцию по встрече Адольфа, как смотрите?!
— Будет вам глупостями заниматься! — оборвал Токин. — Сейчас надо решать с переходом через линию фронта. Предлагаю в первых числах февраля. Как завьюжит. Надо приготовить лыжи. Халаты есть, оружие не проблема. Считаю возможным послать проводником Трушина. Федор — парень охотничий, область знает, как свой курятник, в двух соснах не заплутается. И еще хотел бы просить лейтенанта не уходить — нам без него будет трудно.
— Парни, увольте! Не могу больше! Душа горит — никакого огнетушителя не хватает, чтобы затушить! Видеть не могу эти рожи, слышать речь не могу, а после смерти Лешки и подавно. Чувствую — сорвусь. И так набедокурю, что под монастырь подведу всю организацию.
— Ишь какой непримиримый, — с ехидством сказал Кармин. — А нам их рыла, значит, пирожного слаще?!
Юрий не дал разгореться зарождавшейся ссоре.
— Всем тошно. Ты не прав, Саша. Лейтенант хлебнул лагерной жизни… А это не каждому пережить дано. Смотри, лейтенант, как знаешь, так и поступай. Мы же уходить из города будем только в крайнем
