– Гай, если мы будем одни недолго, давай тогда осмотрим твою спальню. Слухи о фривольных фресках дошли даже до Александрии. Номенклатор пригласит нас, если явятся первые гости. – Юния призывно улыбнулась.
Кровать Калигулы поразила ее большой высотой и огромными размерами. А фрески, как заметила она, были потрясающи, но более подходили для лупанара. Искусные художники мастерски изобразили любовные похождения богов, не обойдя вниманием и Юпитера Громовержца. Лик ревнивой Юноны, заставшей мужа с прекрасной Ио, был впечатляюще реалистичным. Но Калигула не дал Клавдилле рассмотреть все подробно, подхватил ее на руки и принялся целовать, сгорая от желания.
Он не замедлил доставить драгоценную ношу наверх по приставной лесенке, и там, на роскошной кровати, они провели в любовных играх два часа. Номенклатор несколько раз являлся за наследником, но получал в ответ подушкой по голове. Наконец Юния запросила пощады. Тело ее болело от ненасытных ласк Калигулы, волосы растрепались, губы припухли от частых поцелуев. Гай лежал рядом и любовался, как она безуспешно пытается собрать в пучок свои белокурые локоны.
– Ты прекрасна! – просто сказал он.
Она стукнула в маленький гонг, найдя под подушкой молоточек.
– Только не говори, что нарочно прятал его, – произнесла она, лукаво улыбаясь.
– Конечно. Помнишь, тогда, в Антиохии, я обещал, что сам буду причесывать тебя, омывать, делать массаж? Я помню свои слова.
Рабыни принесли желтую тунику для Юнии, расческу и черепаховый гребень. Калигула натер нежную кожу девушки нардовым маслом, помог одеться и стал орудовать гребнем в волосах. Юния вскрикнула:
– Ну вот, ты вырвал половину. Больно!
– Прости, у меня мало опыта. Все-таки лучше кого-нибудь позвать.
Наконец черепаховый гребень надежно утвердился на затылке и сборы завершились.
В большом триклинии уже собрались приглашенные, выпивая и закусывая в ожидании хозяина. Кравчие без устали подносили новые блюда и черпали вино. Тонкие фигурки девушек скользили, разбрызгивая духи и посыпая пол розовыми лепестками. Танцовщицы в прозрачных хитонах кружились под нежную музыку свирелей.
Когда вошел наследник императора с Юнией Клавдиллой, все сразу поднялись, приветствуя обрученных. Силан, возлежавший в стороне с сенаторами, побледнел, увидев их вместе. «Куда катится римская империя? Моя дочь позорит славное имя Юниев, появляясь вдвоем с женихом без отца и матери, остается с ним наедине. Слава богам Аида, что ее мать не дожила до такого позора». Но Силан напрасно беспокоился: никто даже и не думал о нарушении обычаев невестой. За Калигулой настолько прочно укрепилась дурная репутация, что все, что делал он, воспринималось как само собой разумеющееся.
Едва гости успели совершить первое возлияние во славу богов и отведать первые блюда, как номенклатор провозгласил имена сестер Калигулы. Они ворвались в триклиний, ослепительные в блеске драгоценностей. Торопливо раскланявшись, молодые женщины подошли к брату.
– Сапожок, что все это значит? Это твоя невеста? – принялись расспрашивать наперебой.
Калигула взял Юнию за руку и произнес:
– Юния, имею честь представить тебе твоих будущих сестер. Это Агриппинилла, – он указал на рыжеволосую красотку в лиловом хитоне, расшитом золотыми лотосами, – и Ливилла. А это моя невеста, – сказал он, обратясь к сестрам, – дочь Марка Юния Силана, Юния Клавдилла.
Марк Юний приблизился и церемонно поклонился. Агриппинилла свысока оглядела его, а Ливилла искренне улыбнулась.
– Ваша дочь прелестна, – сказала она, – мы рады принять ее в нашу семью.
– Наш брат непредсказуем порой, – вставила Агриппинилла, – знатные римские семьи мечтали выдать за него своих дочерей. А он предпочел не изнеженную римлянку, а загорелую провинциалку.
Силан растерялся. Его начала бить мелкая дрожь: он отвык от таких тонких намеков и издевательств. Его выручила дочь. Грациозно поднявшись с ложа, она приблизилась к Агриппиниле.
– Говорят, изнеженность римлянок приводит порой к больному потомству, – мило улыбнувшись, сказала она. – Наследник цезаря, готовясь со временем принять власть над империей, должен уже сейчас позаботиться о здоровом надежном преемнике.
Ливилла усмехнулась, глядя на растерявшуюся сестру, а та нервно затеребила край муслиновой шали. Юния же коснулась ее руки и произнесла:
– Я привезла из Александрии чудное масло для отбеливания. Если женщина предпочитает прозрачный муслин в дневное время, солнце оставляет на коже свой темный след. Я пришлю тебе флакончик.
Калигула захлопал в ладоши:
– Великолепно, Юния, мою сестру впервые подвел ее злой язык! Всем видно, что твоя кожа белее, несмотря на то что ты выросла под палящим египетским солнцем. Осторожней, Агриппинилла, ты встретила достойную соперницу! Теперь ты видишь, что мой выбор был далеко не случаен.
Обед продолжался. Актеры услаждали присутствующих интересной пантомимой, звучала музыка, рабы без устали меняли блюда и подливали вино в чаши обедающих.
Ливилла нагнулась к сестре:
– Прекрати, Агриппинилла, хватит злиться. Ты получила по заслугам, умей это признать. Мне понравилась Юния. Посмотри, с каким достоинством она держит себя в обществе знати. Такое впечатление, что она всю жизнь прожила в Риме, а не приехала сюда три дня назад.
– Она не такая простушка, как показалась, – зашипела Агриппинилла, – надо быть осторожней. Ты знаешь характер нашего брата. Он подлый коварный извращенец, лишивший девственности Друзиллу, способный на любое предательство и злодеяние. Но эта цыпочка еще хлеще его будет.
Ливилла отмахнулась.
– До чего ж ты злая, сестра, – сказала она, отправляя в рот кусочек жареной утки. – Язык твой, что метла.
– Поверь мне, она еще покажет себя. Думаешь, чего он притащил ее из Александрии? Ждал пятнадцать лет? Не мог забыть все это время? Просто он знал, что на другом краю империи живет вторая половина его гадкого существа. Юнии уже давно за двадцать, с такой необыкновенной красотой она бы уже успела много раз выйти замуж. Однако дождалась Сапожка.
– Говори тише, – испуганно произнесла Ливилла и отодвинулась от сестры. – Брат смотрит на нас. Кто- нибудь из рабов может подслушать твои речи.
Напуганная Агриппинилла выдавила из себя улыбку и подняла чашу, призывая присутствующих выпить за обрученных.
Спорящие сестры не замечали, как сквозь опущенные ресницы за ними наблюдает Юния Клавдилла. Обе красивы, но слишком разные. Рыжая Агриппинилла подобна вихрю, резкая и порывистая, яркий грим умело скрывает некоторую грубоватость скул, речь тороплива и быстра, темно-зеленые глаза порой мечут яркие молнии. Она очень похожа на мать, белокурая Ливилла же больше наследовала черт отца, но нрав ее, видимо, мягок и нерешителен. Сестра ей говорит что-то грубое, а ответный взгляд светлых глаз по- прежнему добрый и любящий.
От зоркого глаза Юнии не укрылся смысл беседы между сестрами. Ей было приятно, что Ливилла сразу встала на ее сторону, Клавдилле она пришлась по душе. Доброта это не показная, а от сердца, хотя хитрые огоньки частенько вспыхивают и гаснут в ее глазах во время разговора с Агриппиниллой. Что ж, и Ливилла не так проста, как могла бы показаться не искушенному в игре лицемерия человеку.
Время расставит все по местам, вскоре прояснится, кто враг, а кто истинный друг.
Через час Марк Юний поднялся со своего ложа и приблизился к Калигуле:
– Гай Цезарь, нам с дочерью пора ехать домой.
Наследник хмуро глянул в его сторону. Его начал раздражать будущий тесть. Он давно заметил, что Силан недоволен их помолвкой, видимо наслушавшись сплетен. Помнил Калигула и его тяжкий вздох, когда юрист спросил у Юнии, хочет ли она обручиться с ним согласно воле отца. Однако он не стал возражать Силану и, прощаясь с Юнией, сжал ей руку. По глазам ее он видел, что она верно истолковала этот знак.
Вслед за ними удалились и сестры. Ливилла перед уходом Юнии и Силана пригласила девушку завтра утром на прогулку. Та согласилась с одобрения отца.
