— Пора кончать, — предложил Хи Сон, — к вечеру окончательно согласуем списки. Возражений нет?
Все молчали.
— Ну как же? Говорите!
Но никто не промолвил ни слова. Хи Сон вопросительно посмотрел на Чор Чуна.
— Я-то, конечно, согласен. По мне, хоть сейчас бы за дело. Вы командир, как скажете, так и будет, и нечего спрашивать.
— Непривычно еще, — рассмеялся Хи Сон.
— Итак, можно подбирать людей?—спросил кто-то.
— Да, и построже. Пусть присягу дадут.
— Многие уже давали партизанскую клятву. Стоит ли еще раз, — попробовал возразить Хак Пин.
— Будем выступать ночью или отложим на завтра? Снегу-то сколько намело, — сказал Хи Сон.
— Лучше бы денек обождать, подготовиться… — заметил кто-то с задних рядов.
— Можно мне сказать?—обратился Тхэ Ха.
— Почему нет, говори.
— Вот что я хочу сказать… На шахте и в деревнях льется кровь, а мы сидим здесь и только митингуем. На моих глазах погиб отец Чор Чуна. И не он один… Людей истязают, подвергают пыткам. Родные принимают смерть, не зная, что мы здесь. Сил нет спокойно отсиживаться в лесу и ждать. Не ночью, сейчас же надо трогаться в путь, бить проклятых! Так я думаю… — и Тхэ Ха тяжело опустился на свое место.
— А как другие? — спросил командир.
— Мы готовы. Но под силу ли вам, товарищ командир, сейчас снова идти в дальний путь? Мы сидели сложа руки, а вам и отдохнуть не пришлось.
— Обо мне не беспокойтесь. А насчет нашего дедушки…—Хи Сон замялся и хитро посмотрел на Хен Мана.
— Надоело слушать, «дед» да «дед». Вроде и за человека меня не считаете. Я хоть сейчас готов. Вот именно, хоть сейчас, — с силой повторил Хен Ман.
Кругом заулыбались.
Снегопад прекратился. Окрестные сопки, деревья — все преобразилось. Будто кто-то расстелил на земле белоснежное турумаги, заботливо укрыл его полами горы и долину. Комья пушистого снега повисли на ветках, напоминая цветы грушевого дерева в пору цветения. Стало гораздо светлей. Лес притих. Изредка в нем вспорхнет птица, изумленная необычной картиной, — и ком снега полетит вниз, увлекая за собой другие.
Иногда издалека, со стороны Чандина, донесется гулкое орудийное эхо, деревья испуганно встрепенутся, осыпая землю снежной пылью, да небо на востоке озарится заревом. Но проходит мгновение — и снова воцаряется тишина.
Тхэ Ха направился к месту сбора. Шел легко. За спиной рюкзак — память о матери, в руке карабин. Над дверью сборного пункта развевался самодельный красно-синий флаг. В доме не было ни души; Тхэ Ха явился первым. Он снял рюкзак, положил в угол, подошел к окну. Перед ним, придавленный толстым слоем снега, белел кустарник. Узкая, только пробитая тропка убегала вдаль, к полю.
Постепенно начали собираться партизаны. Входили молча, присаживались на свободные места и сразу же начинали дымить цигарками. Никто ни о чем не спрашивал: вроде и так все ясно. Слабо горел фитиль в пузырьке с керосином. В полутьме с трудом различались лица; лишь седая борода Хен Мана белела в полумраке. Кто-то тихо затянул песню.
Появился Чун О. Вслед за ним подошли Хи Сон и Хен Ман.
— Товарищи!—Хи Сон постучал сухощавой ладонью по столу. Сразу все смолкли. — Ну вот, отряд организован. Настал наш черед сражаться. Вы, наверное, и без меня знаете, что в одном только районе Ковонской шахты погибло больше ста человек. Мы должны мстить, беспощадно и смело. Поклянемся же, что не пожалеем жизни ради нашей борьбы и победы.
Жалобно скрипнула половица. Слышалось чье-то тяжелое дыхание.
— Начнем с меня,—Хи Сон вышел на середину комнаты.
— …Я, член Трудовой партии, Чо Хи Сон, торжественно клянусь перед лицом партии, родины и народа… что отдам жизнь ради полного изгнания империалистических хищников с родной земли… Не отступлю ни перед какими испытаниями… Если же струшу, испугаюсь врагов или разглашу военную тайну, то получу справедливое возмездие от народа и партии…
Затем, сняв шапку, вышел Хен Ман. Он неуклюже вытянулся по швам.
— …Я, Ю Хен Ман, вступая в партизанский отряд, клянусь… — старик закашлялся, но лицо оставалось строгим и суровым.
Вызывали по списку. Каждый, услышав свою фамилию, давал клятву. Слова были разными, но смысл один. Глухой бас сменялся почти мальчишеским тенором, простуженный сиплый голос — взволнованным и срывающимся.
После принятия присяги все вышли на улицу и разбились по своим подразделениям.
— Смирно! На-а-пра-во! — послышалась команда.
Тхэ Ха шел следом за Кван Хо, командиром взвода разведчиков. Он только вчера впервые встретил своего командира, которого по военной выправке принял за бывшего солдата. Тхэ Ха еще тогда обратил внимание, как он выхватил из кобуры пистолет и резко скомандовал. Точь-в-точь как на поле боя. Он подумал, что Кван Хо — командир целой партизанской роты, а оказывается, этот, по всему видать, бывалый вояка будет его непосредственным начальником. Тхэ Ха обрадовался.
— Ты, парень, кажется, прошел боевую закалку. Как зовут? — спросил Кван Хо.
— Ли Тхэ Ха.
Кван Хо опросил всех и сверил со списком. В нем значились Тхэ Ха и Ки Бок, старик Цой, двое бывших работников по технике безопасности и учитель.
В сборах прошло немало времени. Было уже за полночь. С востока по-прежнему доносился тяжелый орудийный гул, небо то и дело озарялось вспышками. Колонна тронулась в путь. Шли, разгребая ногами глубокий снег. Исчезла усталость. Шли легко, точно обрели крылья. Тихо зазвучала партизанская песня.
Впереди — родные места. Колонна углубилась в кустарник. Потом началась чаща. Приходилось низко пригибаться, отстранять морозные, в снегу, ветки.
Двигались все время на юг, пока не стало светать.
Глава 21
Первыми получили боевое крещение разведчики. Им приходилось выходить с базы за сорок-пятьдесят ли, изучать местность, выяснять обстановку, держать связь с отрядом. Партизаны не могли шагу ступить, не имея точных сведений от разведки. От них зависело, будет ли отряд двигаться вперед, остановится ли на привал или отступит. Как и в армии, подразделение разведчиков было глазами и ушами отряда. Больше того, в условиях партизанской войны, когда кругом враги, в десять раз превосходящие силы партизан, значение разведки особенно возрастало: она должна была уберечь отряд от внезапного нападения, нащупать слабые места у противника, каждую минуту неослабно следить за ним, суметь вовремя разгадать его замыслы. Но в первое время ни командир взвода, ни Тхэ Ха или кто-либо другой из разведчиков ясно себе этого не представляли: еще не было опыта, не было схваток с врагом.
Услышав от Чор Чуна о своем назначении, Кван Хо сразу согласился, но не потому, что понимал важность разведки, а просто из любопытства. В кино и в театре он неоднократно видел, как интересно и заманчиво быть разведчиком, как часто он должен идти на риск, совершать смелые, отчаянные поступки, и потому не стал возражать.
«Командир взвода разведчиков! Здорово звучит. Командир смельчаков!» — не без гордости думал Кван Хо, рисуя в своем воображении картины внезапного нападения на штаб противника. Вот он, раненый, с пистолетом в руке, врывается в логово врагов и бьет, не целясь… От одной этой мысли у него
