двор. Откуда мне знать? — старик совсем успокоился, иронически улыбнулся.
Это окончательно взбесило Кван Хо.
— Издеваться?! Не знаете, кто такие красные? Почему не знаете?
— На старика грех кричать. Вы сами прежде всего честно скажите, кто вы и откуда? Тогда разговор будет другой.
— Что?… Ну ладно, считайте меня красным. Я не из уездной полиции.
— И сам вижу. Вы не из уезда и даже не из полиции. Таких там нет.
Кван Хо от неожиданности растерялся. А старик хитро прищурил глаза и покатился со смеху.
Кван Хо, не зная, как поступить, решил стоять на своем.
— Так я красный? — притворно возмутился он. — Вы будете отвечать за свои слова. Говорю вам, что я из полиции.
— Ну-ну, зря прикидываешься. Между тигром и шакалом есть разница. Таких, как моя бабка, обманешь, а меня вряд ли. Шестьдесят лет по земле хожу, разных людей перевидал. Нашего человека сразу признашь, он — как изумруд среди песка. А вот ты еще не научился различать своих и чужих. Садись, чего стоишь?…
Старик направился к плите.
— Не надо, отец, — пытался возразить Кван Хо, но вдруг почувствовал, что голоден.
— Ждали вас, ох как ждали!… — старик усадил Кван Хо за стол. — Не могли прийти раньше? Хоть бы денька на четыре. Тогда бы и невестка осталась в живых, — две слезы скользнули по морщинистым щекам старика.
Теперь у Кван Хо не было сомнений.
— Прости, отец.
— Не за что. Так должно было случиться… Днем раньше, днем позже…
— А что у вас случилось?
— Ворвались позавчера, схватили ее с двумя ребятишками и увели. На картофельном поле закопали бедняжек. Вся вина ее в том, что состояла в Женском союзе. Родственники эвакуировались, а она не успела. Мне забили горло рисом, чуть не задохнулся… Сущие звери.
— Мы отомстим,—взволнованно проговорил Кван Хо.
— Ешь, сынок, ешь! Провизии малость осталось. Припрятал, — старик повернулся к жене, которая не спускала глаз с Кван Хо. — Может, рис принесешь?
Она поспешно вышла.
— Вот старая башка! — оправдывался старик. — Сразу надо было послать ее… У вас ведь время в обрез… Трудно сейчас в горах, верно?
Жена вернулась с котелком и поставила на плиту подогреть рис.
— Ты не торопись, — продолжал старик. — Ночь темная, эти подлюги побоятся вылезть из своих нор.
Но Кван Хо забеспокоился.
— Дедушка, возле дома двое товарищей. Пойду скажу им. А?
— Конечно. Но будь осторожен. Лучше я с тобой пойду, — хозяин поднялся, надел теплую шапку, стал натягивать турумаги. Кван Хо тоже встал, взял в руки фуражку. Старик вдруг увидел его покрасневшие уши.
— На дворе мороз. Возьми-ка, сынок, мою. В ней сподручней, — и он отдал Кван Хо шапку. Тот отказывался, но старик настоял на своем. Они вместе вышли из дома и огородом направились к подножию сопки.
Цой, притаившийся в кустах, все время следил за домом. Вдруг они увидели, как в дверях показались две тени. По приглушенному кашлю Цой узнал Кван Хо. Но кто с ним? Куда они идут?
— Есть у тебя веревка?—спросил он учителя.
— Не взял… А зачем?
— Командир ведет полицейского. Разве так можно? Надо его связать, а то еще удерет, гад…
Но вот двое приблизились. Кван Хо тихо назвал пароль. Цой остолбенел, не веря своим глазам. Рядом с командиром стоял старик в длиннополом турумаги. Руки его не были связаны, да и держался он непринужденно, будто давний приятель Кван Хо. Больше того, он протянул руку Цою.
— Ну, дедушка, здорово! Заждался?
Цой совсем растерялся и даже обиделся. Какой-то старик так непочтительно разговаривает с ним, партизаном.
— Кто этот человек, товарищ командир?—не обращая внимания на приветствие старика, спросил Цой.
— В том доме живет, вместе пришли к вам.
Цой не знал, что и подумать; Кван Хо толком ничего не разъяснил. Тем временем старик, почувствовав в Цое крестьянина, продолжал, дружелюбно улыбаясь:
— Ты, пожалуй, годками мне в ровесники годишься. На старости воевать нелегко, а?
— Воевать? Попробуй — увидишь. Я вот не захотел отсиживаться у печки, — со злостью ответил Цой.
— Таким, как я, только у печки и место. Давай знакомиться. Меня Ким Ха Гыном зовут.
— А меня Цоем.
— А имя?
— Секрет. Тоже вздумал меня пытать! Нас не спрашивают, мы должны спрашивать. Вот!— назидательно проговорил Цой.
Кван Хо только покачивал головой, давясь от смеха.
— Ну, разошлись, как синсонно[16]. Зря горячитесь. Лучше послушаем, что происходит в поселке, — прекратил он спор.
Старик подробно ответил на все вопросы разведчиков. По его словам, в поселке около сорока лисынмановцев и американцев, они расквартированы в здании школы, охраняемом часовыми. Кроме того, в волостной канцелярии обосновались двадцать полицейских.
— Нет ли где еще полицейских?
— Больше нет. Вчера я ходил в лес за намури[17], прошел через весь поселок. Нигде их не видел, кроме как у волостной канцелярии, — с уверенностью ответил старик.
Кван Хо остался доволен полученной информацией. Разведчики вернулись в дом Ким Ха Гына, поели и отправились в обратный путь.
На базе отряда Кван Хо доложил штабу, что все это он видел собственными глазами. Цой и учитель промолчали.
Глава 22
Тхэ Ха и его товарищи обнаружили в Унгоке лишь пять-шесть полицейских, да и те, узнав о появлении партизан, разбежались. Местные жители только однажды видели на станции вражескую воинскую часть, которая проследовала дальше, не задерживаясь в Унгоке.
Поэтому на следующий день вторая рота без сопротивления овладела Унгоком. Сюда же перебазировался штаб отряда. Две другие роты партизан под командованием Чор Чуна получили задание.
С наступлением сумерек партизаны покинули базу, без происшествий миновали перевал и спустились к дороге. Шли молча, возбужденные ожиданием первого боя, охваченные тревогой перед неизвестностью. Дорога скользнула в долину.
Чон Ок едва поспевала за остальными. Тяжелый мешок с медикаментами давил плечи. Она не думала о предстоящем бое; тревога за Тхэ Ха не оставляла ее. Он ведь такой горячий, такой неосторожный… Только недавно еле спасся от смерти, а теперь, конечно, рвется в бой. Он совсем не бережет себя. Сколько раз говорил ей — либо победит врагов, либо погибнет сам. «Вернись с победой, дорогой», — шептала
