Незначительные накладные расходы. Разве это хамство? – Ефим Аркадьевич намеренно назвал старую цену тендера. Ведь новую он теоретически знать еще не мог.
За столиком повисло молчание.
– Я устал, – наконец сказал профессор. – Если да – деньги на бочку, машину в ремонт, и в ночь я уезжаю. Могу даже на пикете отметиться. В трубочку дыхнуть.
– А если нет? – с явной угрозой спросил губернатор.
– Тогда везите меня в СИЗО или что там еще у вас. И будем, как дети, мериться пиписьками.
– И вы надеетесь после подобных измерений выжить?
– А вы надеетесь после грядущих скандалов усидеть в своем кресле? Можно подумать, на него больше нет желающих.
– А вы – та еще штучка, – после долгой, мучительно долгой для Береславского паузы сказал Синегоров. – Вы же свою клиентку с потрохами продали. Или вы с ней поделитесь?
– Это уже мои проблемы, – улыбнулся Ефим Аркадьевич. – У вас что, своих мало?
Еще через три часа – стрелки подбирались к двенадцати – голодный, но довольный Береславский мчался в ночь, с каждой секундой отдаляясь от такого красивого и такого негостеприимного города. Голодный, потому что не рискнул оставить свое авто без присмотра в сервисе. Довольный, потому что четыре тугих, полных пачки пятитысячных чудесно угнездились во внутренних карманах его пиджака.
«А они все-таки патриоты, – расслабленно думал Ефим Аркадьевич. – Выдали деньги не в декларированных евро, а в родных российских».
Завтра предстояло объяснение с Надеждой Владимировной. Но она женщина умная, и гениальный план профессора вряд ли оставит ее равнодушной.
А пока что Береславский орлиным взором высматривал сквозь ночь неоновую вывеску круглосуточного кафе. Недавний узник, выпорхнувший из темницы, хотел немедленно восполнить хотя бы часть упущенных за день плотских удовольствий.
Глава 14
Как следует выспавшись – и, конечно, плотно позавтракав, – Береславский созвонился с Надеждой Владимировной. Бизнесвумен была птичка ранняя, и то, что для профессора было утром, для Надежды было разгаром рабочего дня.
Ефим рассказал про результаты командировки: без деталей, скорее обозначая темы, чем их раскрывая. Он не думал, что Муравьиный Папка прослушивает его телефон. Но уж если влез в такой бизнес, то следует соблюдать правила «деловой гигиены». Мы же моем руки перед едой, не зная, какая бактерия села на ладонь: вредная или полезная. Просто моем руки перед едой.
Семенова выслушала без комментариев, хотя даже по молчанию Ефим понял, что ей не понравилась идея покинуть тендер. Но та же самая «деловая гигиена» заставила ее перенести подробную беседу на вечер. Встретиться договорились на даче Надежды Владимировны. Дачу только что отстоял от обледенения дружок Вички, но Надежде хотелось своими глазами убедиться, что там все в порядке. Да и перед Бориской было неудобно: он побывал там за время стихийного бедствия раз десять, а она, хозяйка, – ни одного.
Береславскому же было без разницы, куда ехать. По вечерней Москве так даже хуже: любой километр по времени его преодоления мог внезапно увеличиться и в десять, и в сто раз. Уж лучше за город. Там сорок километров почти всегда остаются сорока километрами.
До выезда, даже с большим запасом, времени оставалось достаточно, и потому Ефим Аркадьевич неторопливо занялся весьма приятным делом: подсчетом заработанных денег.
Он выгрузил из карманов пиджака столь радующее его сердце содержимое и положил на журнальный столик. Четыре пачки пятитысячных очень хорошо смотрелись на его поверхности: красно-коричневое сочетание в данном контексте не вызывало у профессора никаких отрицательных ассоциаций. Затем он отодвинул две пачки в сторону – все должно быть по-честному: это доля Надежды Владимировны. А «беоровские» две пачки снова разделил пополам.
«Каждому – по пачке», – немедленно родился приятный слоган.
Одну – себе, вторую – Сашке Орлову. И из этих денег – ни копейки никому не дадут. Сами все потратят, уничтожая в душе и мозгу зловещие следы затянувшегося финансового кризиса. Их жены уже и так ворчат: фирма – есть, зарплаты у сотрудников – есть, а денег в карманах ее учредителей – нет.
Нет, поездку определенно можно считать удачной. Дополнительно грело то обстоятельство, что высокопоставленное жулье должно было подогнать ему еще столько же сразу после отзыва тендерной заявки.
В комнату зашла Наталья.
– Откуда у тебя столько денег? – ужаснулась она вместо того, чтобы обрадоваться.
– Банк ограбил, – стандартно ответил обиженный профессор.
– Я серьезно, – не отставала жена.
– А что, банк ограбить – несерьезно? – не кололся Ефим. Но, увидев, что Наташка и в самом деле переживает, объяснил ей то, что считал возможным объяснить: – Я уговорил свою клиентку выйти из тендера. Это – отступные. Половина Семеновой, и по четверти нам с Сашкой.
– Слава богу! – сразу успокоилась Наташка. – Я так боялась этой твоей затеи. Никаких денег не нужно, лишь бы подальше от таких людей.
– Хорошо, – легко согласился Ефим. – Не нужно так не нужно. Значит, твоя шубка отменяется, а я куплю себе цифровую «лейку» со сменным объективом.
Наташка сделала вид, что ей без разницы. Но, конечно, ей было не без разницы: фотоаппарат или шубка. Да Ефиму и самому в кайф тратить деньги на свою женщину. Так что «лейка» подождет, тем более что снимает Береславский сейчас гораздо реже, чем раньше.
– Ладно, вернусь от Семеновой – съездим за шубой. А хочешь – сама возьми деньги и купи.
– Нет уж, лучше с тобой, – отказалась Наталья. Ее шопинг действительно становился гораздо приятнее и результативнее, если рядом был Ефим. Наталья с трудом принимала решения, стараясь тратить деньги максимально рационально. Ефиму же все было по фигу. Более того, ему нравилось тратить широко и щедро. Он так честно и говорил: «Деньги жгут мне ляжку».
Так что если Береславский тратил деньги бесконтрольно, то, как правило, его покупки были не самые продуманные. Зато торговая сессия никогда не длилась долго.
Время еще оставалось, поэтому Ефим заскочил в «Беор». Там все шло как обычно. Еcли честно, рекламный бизнес давно уже не вызывал у Береславского прежнего энтузиазма. По большому счету, ему нравилось лишь общаться с людьми и придумывать бизнес-схемы. Нравилось создавать новые рекламные продукты. Ну и деньги зарабатывать, конечно. А все эти балансы, налоги, аренды, трудовые кодексы и прочие атрибуты частного бизнеса только напрягали и раздражали профессора. Он вдруг подумал, что дела типа сегодняшнего – напоминающие разовые, пусть и тщательно подготовленные, спецоперации – гораздо более привлекают его деятельную натуру, чем спокойный «линейный» бизнес.
«Может, бюро открыть? – уже всерьез подумал Ефим Аркадьевич. – По решению стандартных проблем нестандартными методами». И интересно, и денежно. Миллион, который они с Сашкой сейчас огребли, «Беор» даже до кризиса зарабатывал бы месяца два.
Правда, за все годы существования их рекламного агентства его директор ни разу не сидел в милицейском «обезьяннике». Хотя бухгалтер сидел, некстати вспомнил Ефим кошмарную историю десятилетней давности. И не в «обезьяннике», а в Лефортово.
Тем более если риск
Кроме того, профессору было приятно чувствовать себя немножко Робинном Гудом. Он ведь не просто собирался – с риском для собственного здоровья, между прочим, – изъять серьезные деньги у объективно неприятных персон. Он при этом еще рассчитывал втрое, если не вчетверо, увеличить толику денег, реально истраченных на здоровье соотечественников. Так что моральные и материальные стимулы в новом бизнесе удачно аккумулировались «в одном флаконе».
Сашка деньгам обрадовался, но не удивился, чем сильно уязвил Береславского.
