– Наконец-то до тебя дошло, что кризис – это надолго, – еще и укорил Орлов витающего в облаках партнера.
Но когда партнер узнал, откуда деньжата, то неожиданно повел себя наподобие Натальи.
– Не надо было с ними связываться, – сказал он. – Прорвемся и без этих денег, внешних долгов у нас нет.
– Испугался? – улыбнулся Ефим.
– Ты меня тогда вытащил, – гнул свое Сашка. – А как я тебя буду вытаскивать? Думаешь, простят? Ты же у них деньги тыришь.
– Это не их деньги, – подвел итог Береславский. – И я не тырю, а слегка восстанавливаю справедливость.
Разошлись оба недовольные: Береславский – тем, что его финансовый вклад в «Беор» не встречен аплодисментами; Сашка – потому, что радость от прихода неожиданного бабла сильно омрачалась неприятными предчувствиями.
Ефим спустился на улицу, к своему «Ягуару». С удовольствием оглядел зеленого, с металликом, красавца. Новая резина и блестящая кошка на капоте были не просто частью красивого авто – они были зримыми следами его замечательной победы в битве с сильными и нехорошими людьми.
Тут профессор подумал, что это только начало битвы. А он уже и пинков получил, и в кутузке посидел. Это наводило на неприятные размышления.
А кому они нужны, неприятные размышления?
Посему Ефим быстро залез на водительское место, с удовольствием потрогал честно заработанную пачку денег в нагрудном кармане и завел почти бесшумный, но очень мощный двигатель.
Кутузки-мутузки-пинки – это все, конечно, бытует в нашем несправедливом мире. Однако в данный момент не стоит думать о плохом: ведь он сидит в замечательном, пусть и не новом, авто, трогает пачку пятитысячных купюр и собирается до поездки к Семеновой посетить вкуснющий итальянский ресторан.
Ну и зачем в такой ситуации вспоминать о нехорошем?
В ресторане решил не объедаться: наверняка у Семеновой тоже будет что поесть. Заказал себе греческий салатик – здесь его делали фантастически вкусно – и пиццу «Маргариту». Никакого мяса, никакой кока-колы с ее сахаром и газами.
Потом заказал кока-колу. Но не пол-литра, а только ноль четыре.
Все принесли одновременно.
Вот ничего ж нет суперспециального в греческом салате! Но в иных ресторациях – это просто набор овощей и брынзы. А здесь – чудо, медленно, по мере разжевывания, тающее на языке. И Ефиму вовсе не хочется разбираться в физической основе чуда: что входит в соус, откуда привезены помидоры и тому подобное. Это все равно как объяснить суть фокуса: загадка исчезает вместе с вызванными ею впечатлениями.
Зато чудо становится еще чудеснее, если этот салатик заедать только что испеченной, чудовищно горячей «Маргаритой». О ней можно сказать то же, что и о салате. Тесто – обычное, разве что очень тонкое. Сыр – такой же в магазине продается, не говоря о томатной пасте. А все вместе – шикарная оправа к брильянту вышеописанного греческого салата.
И, наконец, хороший глоток сладкой и жгучей кока-колы делает картину гурманского улета Ефима Аркадьевича органолептически законченной и эстетически завершенной.
В общем, Береславский не остановился на одной порции, потребовав продолжения банкета, и отправился за город только через полтора часа, морально и физически переполненный.
Еще через полчаса его потянуло ко сну.
Он попытался подергать веками, пошлепать себя по щекам – желание вздремнуть не уходило. Опытный автопутешественник, профессор не стал искушать судьбу: нашел широкий заезд к автобусной остановке, проехал вперед как можно дальше, чтобы не мешать автобусным пассажирам, остановился и опустил до конца спинку водительского сиденья.
Двигатель выключать не стал. Климат-контроль тоже оставил – не лето все-таки. Зато запер центральным замком двери и стекла. В таком положении он чувствовал себя в полной безопасности: если даже злоумышленники покусятся на его жизнь и кошелек – для мощного старта ему понадобятся доли секунды.
Перед тем как погрузиться в сладкий сон, Ефим вдруг понял, что краем мозга все равно ждет гостей от Муравьиного Папки.
Ну и черт с ним. Будь что будет. А сейчас ему ужасно хочется спать.
Проснулся профессор лишь через полтора часа – свежий и бодрый, не то что по утрам. На встречу с Семеновой он уже опаздывал. Ну да ничего, подождет клиент. В конце концов, защищая ее интересы, Береславский почти что рисковал жизнью.
Он перезвонил Надежде Владимировне и легко соврал, сказав ей, что попал в чудовищную пробку. Вообще, пробки стали отличным оправданием для необязательных людей. И правильно: хоть что-то хорошее можно извлечь из совсем плохого.
Еще через полчаса он подъезжал к даче Семеновой. Был он здесь впервые, поэтому перед каждым поворотом сверялся с «легендой» – листочком бумажки с описанием дороги, который лишь чудом не потерял.
Вот и приехали.
Домик у Надежды Владимировны был явно неплохим, но и не слишком навороченным. Видимо заметив свет его фар, дама уже вышла открыть ворота – автоматики предусмотрено не было. Ефим заехал на крошечную стоянку, выключил двигатель и, повинуясь приглашающему жесту, зашел в дом.
Дача была рубленной из больших бревен. Добротная, но уже не очень современная. Изнутри – вагонка по моде девяностых, однако выбеленная специальной краской, оставляющей видимой фактуру дерева. Поэтому в большой комнате, куда, раздевшись в прихожей, попал профессор, было по-праздничному светло.
Надежда Владимировна, похоже, специально к встрече не готовилась – мягкий спортивный костюм, минимум макияжа, тапочки-чуни на ногах. Но выглядела все равно очень женственно: и фигуру сохранила в свои «за сорок», и лицо оставалось свежим. Хотя, как безжалостно отметил наблюдательный профессор, возраст маскировали лампы накаливания: дневной свет выделил бы начинающиеся изменения четче.
Он, пожалуй, впервые за время знакомства вдруг взглянул на нее как на женщину. Это было явно неправильно: Ефим Аркадьевич традиционно сильно отвлекался на такого рода эмоции, что, несомненно, мешало как производительности его труда, так и безмятежности его семейной жизни. Да и совесть потом давала о себе знать. Хотя с чем, с чем, а с собственной совестью в подобных случаях профессор договариваться научился.
Надежда Владимировна поймала его взгляд и улыбнулась. Но не одобрительно, а скорее сочувственно- понимающе. Она, в общем-то, предполагала, что ее новый соратник увлекается не только научными и бизнес-идеями – жизненный опыт подсказывал и излишне живой блеск Ефимовых глаз.
– Ну что, обсудим наши дела? – спросила Семенова, усаживаясь с ногами в широкое кресло.
Береславский усилием воли отвел взгляд от ее красиво округлившихся частей тела и приступил к докладу.
– Непубличную часть моих действий они, по-моему, прозевали, – начал он.
– А что вы там наделали? – поинтересовалась Надежда. – Вы не очень-то посвящаете меня в свои планы.
Ефим, не реагируя на упрек – он и не обещал посвящать ее во все свои планы, – пояснил: главное – пообщался с Шевелевым, получил обещание поучаствовать в составлении нового тендерного листа.
– Какого еще нового? – удивилась Семенова. – А со старым что?
– Это для всех большая тайна. Старый тендер будет отменен в связи с тем, что бюджет закупок увеличен на сто пятьдесят миллионов рублей.
– Ого, – оценила бизнесвумен. – Раньше была драчка, а теперь будет смертоубийство. А почему вы без моего ведома приняли решение выйти из тендера?
– Я же сказал, он все равно будет отменен. Значит, мы бы из него по-любому вышли. Только через неделю – бесплатно, а сейчас – за два миллиона, – самодовольно улыбнулся профессор. – И это только
