– И лично вывери с Калининым из «Медпоставки» тендерные условия. Как бы эти наши гаденыши чего туда не ввернули.
– Есть, – черкнул себе в крошечный блокнотик Василий Геннадьевич.
– Мятежников местных пока не трогай. Собирай любую грязь, но никаких действий без приказа.
– Конечно, Михаил Иванович.
– И вот еще, – пришла на ум губернатору светлая идея. – Введите в тендер безавансовую поставку оборудования. А платежи разбейте на год.
– Не слишком усердствуем, Михаил Иваныч? – засомневался подчиненный. – Калинин репу не зачешет, увидев сроки оплаты?
– Не слишком. Чужие точно репу зачешут. А Артему Денисовичу объяснишь, что выплатим все сразу, как придет транш из Центра. Досрочная выплата не будет нарушением договора.
– Нормалек, – оценил идею Сухов. – Пусть теперь кто-нибудь попробует выиграть.
На крыльцо вышли вместе.
Солнышко светило, делая снег похожим на бриллиантовую крошку.
Свежий воздух приятно холодил нагревшиеся от тепла и спиртного лица.
– Больше по делу здесь собираться не будем, – вдруг решил губернатор.
Его уютное гнездышко после налета было каким-то… обесчещенным, что ли.
Хотя заехать попить кофейку – очень даже возможно. Особенно когда Карина вернется из санатория.
Уже садясь в служебный «Мерседес», обернулся.
Прямо на него в окно смотрел Леон.
Может, и в самом деле мужик начал догадываться?
А впрочем, какое дело потомку конюшего самого царя до переживаний какого-то простолюдина!
Глава 23
Несколько последних дней Береславский испытывал уже почти позабытое им чувство стерегущей опасности: даже предновогодняя суета не отвлекала.
Несомненно, это чувство приятным не было: он инстинктивно оглядывался на улице, вздрагивал при неожиданном шуме и напрягался, открывая дверь подъезда.
Ефим Аркадьевич, разумеется, делал все, чтобы его опасения не стали реальностью. Он ни в малой степени не был мазохистом.
Но себя-то – не обманешь!
Испытываемое ощущение фронта – и даже не просто фронта, а передовой – делало его жизнь гораздо более интересной, насыщенной и… осмысленной, что ли.
Потому что риск был обоснованным, просчитанным, теоретически деньгоприносящим и – что немаловажно – направленным на некое общественное благо.
Единственное обстоятельство, смущавшее профессора, – странный результат психологического теста, на который он угробил два полных рабочих дня, – примерно за полгода до начала описываемых событий.
Он тогда решил научиться летать на небольших самолетах.
Наташка, конечно, была резко против.
После двух дней склок, уговоров и торгов сошлись на следующем: Береславский проходит полное медицинское обследование, и если противопоказаний не найдется, Наталья уступит ему минимальный полетный курс. «Просто ощутить воздух» – глядя супруге в глаза, искренним голосом врал Ефим Аркадьевич, точно зная, что, получив летное свидетельство, станет ощущать его постоянно.
Первым камнем преткновения стали анализы крови.
Нет, они, как позже выяснилось, не были ужасающими. Есть такая неприятная формулировочка – нормально для вашего возраста.
Однако поначалу, получив на руки три зловещих листа, Береславский здорово напугался.
Звездочками в таблицах были отмечены
Испуганный профессор сразу, прямо из лаборатории, позвонил другу-доктору – долго ли осталось ему жить на этом свете?
Тот сначала напрягся, заставив дважды перечитать все странные слова и цифры в строчках со звездочками, после чего вынес обидный вердикт: «Жрать меньше надо. Особенно сладкого, мучного, жареного и острого».
Именно в таком порядке и располагались пищевые приоритеты профессора.
На его скромную просьбу – нельзя ли прикрыть проблему пилюлей вместо диеты – доктор медицинских наук, председатель Ассоциации хирургов России ответил еще проще и еще конкретнее.
Дословно он сказал так:
– Если не прекратишь употреблять целый торт в одну харю, я зашью тебе рот.
Впрочем, доктор всегда был прямым человеком.
Ефим внял совету и не менее недели пил чай с двумя ложками сахара вместо обычных трех. А также дважды – или даже трижды – отказался от покупки любимых шоколадных бисквитов.
На этом диета и завершилась.
Что, впрочем, не помешало ему при личной встрече с другом-хирургом – тот все же настоял на очной консультации – выпить стаканчик чая без сахара вообще.
Доктор медицины умным взглядом оценил его льстивое и подобострастное поведение, но, поскольку сделать ничего не мог – не зашивать же в самом деле рот человеку, зарабатывающему на жизнь чтением лекций, – только философски вздохнул. И передал его с рук на руки своей коллеге – женщине- кардиологу.
Женщина тоже была умницей – поговорив с пациентом, обследовав его и выписав все назначения, сказала следующее:
– Вы, конечно, ничего сейчас делать не станете. Но когда почувствуете неприятные симптомы – боль слева в груди или спине, одышку при физических нагрузках, быструю усталость – то приходите, пожалуйста, сразу. Не тяните до инфаркта.
– А когда все это будет? – живо спросил профессор экономики у профессора медицины.
– Не знаю, – пожала она плечами. – Через год. Или через три. Но будет обязательно.
– Спасибо, – искренне обрадовался Ефим Аркадьевич и рванул по делам.
Во-первых, через год, а тем более через три – это не завтра.
А во-вторых, она ж не сказала: почувствуете симптомы и заказывайте гроб. Она сказала – приходите, и будем лечиться.
Так что здесь был полный порядок.
Но медкомиссия требовала еще пройти психологический тест.
Вот уж откуда Ефим не ожидал никаких сюрпризов.
Психолог тоже оказался доктором наук. Приветливым и добродушным мужчиной в расцвете сил. Он готовил очередную статью в научный журнал и попросил помочь.
Почему нет? Как ученый ученому.
Береславский честно отсидел перед его компом два полных рабочих дня, отвечая на бесчисленное количество умных, очень умных и даже откровенно дурацких вопросов.
Получил на руки результат.
Всего полстраницы текста, не то что в биохимической лаборатории. Там, проткнув за две минуты профессорскую вену, заполнили записями в шесть раз больше бумаги.
Первые заключения доктора психологии не могли не радовать.
Умен, чертовски умен оказался профессор Береславский! Хотя кто бы сомневался.
Ефим Аркадьевич с удовольствие перечитал начальные фразы трижды: и про айкью зашкаливший, и
