– Да почему, черт возьми? Что я ему, нянька вечная? Он сам уж доктор наук. Да и еще кое-какие навыки приобрел, – вспомнила она Марконино ловкое обращение с оружием.
– Потому что он тебя любит, – сильными руками передвинув коляску поближе к столу, сказал Витька. – Ну, давай выпьем.
– За что?
– За то, чтоб дурь тебя побыстрее покинула.
– Да что ж ты за человек такой? – возмутилась Логинова.
Жанна засмеялась:
– Зато Виктор Михайлович никогда не скажет того, что не думает.
– Ага, – согласилась Логинова. – И всегда скажет то, что думает. Ни разу не промолчит.
Выпила же не за воссоединение с бывшим мужем, а за гостеприимных хозяев дома.
Потом они еще долго болтали с Митяем – Жанна куда-то поехала по делам.
Во время беседы Татьяна остро прочувствовала одно: силы – и физические, и душевные – бушевали в ее друге, не находя сколько-нибудь достойного применения. Витька не жаловался – она бы и представить себе не сумела его жалующимся – но это было абсолютно ясно.
И – абсолютно печально.
Татьяна дала себе слово использовать все свои возможности, чтобы как-то загрузить заскучавшего друга.
Хотя и отдавала себе отчет в сложности задачи.
Пока что она себя загрузить не смогла.
«Может, Марконя что-нибудь придумает?» – подумала она.
И еще подумала, что вот уже два года прошло, а дня не минуло, чтобы она своего бывшего муженька не вспомнила. Причем в основном – добром.
А тут еще Витька на мозг капает…
Все эти мысли и воспоминания пронеслись в голове у поздно проснувшейся – а куда теперь торопиться? – Логиновой.
Она накрыла себе скромный завтрак, не спеша – под телевизор – выпила вкуснейший, вручную сваренный кофе.
Вспомнила, как ей еще дважды звонил Оврагин: видно, Марконя не поверил в ее «собственное желание» и наслал-таки этому уроду неприятностей.
Логинова честно отзвонилась Лазману и попросила его оставить Оврагина в покое.
Жалко ей было, конечно, вовсе не Оврагина, просто она знала подлую сущность своего бывшего начальника. И боялась, как бы Марконе от этой войнушки не досталось самому. Деньги на кону стояли большие, а пару идиотов с бейсбольными битами такие эскулапы, как Оврагин, наймут легко. И клятва Гиппократа не помешает.
Марк недовольно хмыкнул, но вроде обещал не вмешиваться. Хотя и назвал ее дурехой.
Татьяна долила себе остатки кофе из медной турочки.
Смакуя, допила.
Потом посидела молча и вроде бы без мыслей.
А потом – неожиданно для себя – взяла телефон и набрала Марконин номер.
Он долго не подходил. Может, с больным беседовал? Хотя уже поздновато для обхода. Скорее нормально для раннего обеда, что Марконя частенько и практиковал.
Так что же не снимает трубку?
Она набирала номер снова и снова, понемногу начиная волноваться.
Наконец ответил.
Голос какой-то хрипловатый. И без обычного воодушевления.
– Что с тобой, Марконя? – ужаснулась Татьяна. – Тебя избили?
– С чего ты взяла? – удивился тот. – Кто меня должен был избить?
– Оврагин! – выпалила Логинова, выдав свои депрессивные страхи.
Марк даже рассмеялся.
Но как-то не слишком весело.
– Так что с тобой? – Теперь Татьяна была встревожена не на шутку.
– Радикулит, вот что, – наконец обиженно сказал Марконя. – Утром нагнулся шампунь достать из-под ванны. Так, нагнутый, и хожу.
– Бедненький ты мой! – распереживалась Логинова. – Я сейчас приеду, намажу тебя.
– Думаешь, поможет? – поникшим голосом спросил бывший муж. – Мне сегодня, кровь из носу, на одну встречу надо.
– Во сколько? – спросила Татьяна.
– В пять. Но кровь из носу. А я не то что за руль – в машину сесть не могу.
– Сейчас двенадцать. Думаю, я тебя подниму, – решительно сказала Логинова.
Задачи на ближайшие часы у нее определились.
Через час с небольшим – расстояние было совсем маленькое, зато состоящее из одной сплошной пробки, да еще в аптеку зашла – она подходила к его подъезду.
Поднялась на третий этаж.
На двери висела старинная – на медной еще дощечке – табличка: «Вениамин Гедальевич Лазман, доктор. Три звонка». Когда-то – Логинова еще застала этот период – квартира была коммунальной, хотя Лазманы занимали в ней большую часть площади: папа Марика был признанным специалистом при всех властях.
Позже Марк выкупил две другие комнаты и стал единоличным хозяином огромного – больше ста тридцати метров – апартамента.
Логинова трижды коротко позвонила. Она всегда так звонила, еще с тех пор, когда на звонок мог откликнуться и иной житель.
Не сразу, но раздались шаркающие шаги. Похоже, Марконе совсем плохо.
Щелкнул замок, Татьяна раскрыла дверь.
Марконя стоял в полутемном коридоре, действительно согнутый, в халате и небритый. Ему явно было больно.
– Марконечка, – ласково сказала Логинова. – Сейчас будем тебя лечить.
Он обрадовался, как ребенок.
Не столько будущему с сомнительным исходом лечению (радикулит – небыстрая штука), сколько самому Таниному приходу и ее ласковому тону.
Он зашаркал в большую комнату, где был разобран диван.
На стене почти без звука работала огромная плазменная телепанель. А на столе был накрыт завтрак, впрочем, так и не тронутый.
