— Вроде так.
— Типичный случай. И в большинстве долгого продолжения не бывает. Люди ошибаются, приняв сегодняшние воспоминания о чувствах за сильные прежние. А на самом деле — они сегодняшние воспоминания, понимаешь?
— Я-то понимаю, — вздохнула Майка. — Еще бы мама поняла. И чтобы папик ее понял и простил. А то он ведь ее примет, в случае чего. Но может и не простить. Папик у меня — латентно сильная личность.
— Это как? — теперь уже не понял Петя.
— Ну, все считали его маминым придатком. А он — не придаток. Просто он нас троих так любит, что это сильнее всякой карьеры и жажды власти. Теперь мы выросли, а мама его бросила. И что будет дальше, я не знаю.
— Но ведь то, что ты не знаешь будущего, вовсе не повод для расстройства, — мягко сказал будущий психолог. — А настоящее у тебя очень даже приличное.
— А что особо хорошего в моем настоящем? — усомнилась Майка, в скором времени — мать-одиночка в чужой стране.
— Да почти все, — уверенно сказал Петя и медленно, но веско начал перечислять. Причем, перечисляя, он загибал пальцы, что почему-то делало его аргументы еще более убедительными. — У тебя есть любящие мама и папа — раз. Ты получаешь второе высшее — два. Ты здорова и материально обеспечена — три. Ты ждешь замечательного пацана — четыре. И наконец, тебе чертовски повезло со мной, — закончил он главным аргументом.
Смешно, но настроение реально поднялось. И в самом деле — психолог. Однако из чувства противоречия съязвила:
— А что ж ты про мой ай-кью ничего не скажешь?
— Ну, вряд ли он слишком высокий, — замялся Березкин.
— Что-что? — реально повелась Майка.
— Что слышала, — спокойно объяснил юный специалист. — Если б он был высоким, не я бы за тобой бегал, а ты за мной.
— Ах ты, юный засранец! — разгневалась Майка, но как-то не очень всерьез. Этот чертик и в самом деле чем-то походил на папика — вроде как чего изволите и на все ради нее готов, а глядишь — сильная личность. И похоже, эта сила гораздо менее латентна, чем у Владимира Сергеевича Чистова.
Они все-таки решили немного погулять.
Вышли из дома и двинулись к небольшому скверу, здесь же, в квартале. Майка теперь опасалась отходить далеко: и уставала быстро, и — такой прозаический момент ее положения — в любую секунду могла захотеть в туалет. Тут уже не до дальних путешествий.
В скверике — в тени большого дерева с бескорым, как будто голым стволом — присели на деревянную скамейку.
— А что с предполагаемым папой-мужланом? — сам спросил Петя. — Раз тебя волнует — сейчас это мгновенно проверяется.
— Не мгновенно, — сказала Майка. — Недолго — да. Но не мгновенно. Анализ давно готов. — И замолчала.
— Но тебе страшно за ним идти, — закончил за нее Березкин.
Майка не возразила.
Значит — страшно.
— Давай рассмотрим эту ситуацию спокойно, — мягко начал Березкин. — Вариантов-то всего два. Первый — он твой отец. Ты будешь из-за этого меньше любить своего, как ты говоришь, папика?
— Вот еще! — фыркнула Майка. — Нет, конечно.
Как можно меньше любить такого папика?
— О’кей, — вбил ей в мозг успокаивающий серебряный гвоздик Петя. И начал потихоньку вбивать второй: — А если он не твой отец, то проблемы вообще не существует. Так или не так?
— Так, — вынуждена была согласиться Майка.
Иногда Березкин казался ей совсем-совсем пацаном, она даже чуть ли не материнские чувства начинала испытывать. А иногда — как сейчас или когда он вернулся с землетрясения — она чувствовала себя с ним младшей. И это чувство оказалось очень приятным. Комфортным.
— Ладно, психолог, — решив все же пройтись и тяжело поднимаясь со скамейки, сказала Майка, — убедил. Жизнь прекрасна и… — Майка хотела закончить фразу словом «удивительна», есть такой привычный оборот в русской речи, но вместо этого охнула и пошатнулась, а по ее ногам потекло что-то горячее.
Петя мгновенно подхватил ее и осторожно вновь усадил на скамью.
— Что с тобой? — Вот теперь он был испуган по-настоящему.
— Не знаю, — через силу ответила Майка. Она никогда раньше ничего подобного не испытывала. — Мне кажется, у меня кровь там ручьем течет.
— Ох ты господи, — выдохнул Березкин, нагнулся, приподнял ее подол и заглянул под платье.
— Что ж ты делаешь, черт! — выпалила Майка, но Петя уже поднимался и, похоже, чуть успокоенный. Но — только чуть.
— Это не кровь, — сказал он. — Летим в больницу. Может, у тебя воды отходят. Ты когда была у врача?
— Позавчера. Он сказал, еще недельку.
— И ты поверила мужчине? — К Пете возвращалось хорошее настроение. Или он перед ней выделывался, чтоб она не так пугалась? — Давай звони своим врачам. А еще лучше — сразу амбуланс вызывай.
Майка так и сделала, позвонив по выданному ей Дворой-Леей номеру. Это был амбуланс их района, волонтерский. Они приезжали, как правило, в пределах десяти минут.
В итоге приехали даже быстрее. Из большой машины — в Америке амбулансы похожи на грузовики с фургоном, здоровенные, с кучей оборудования — вышел Сэм, старший сын Дворы-Леи. Значит, сегодня его очередь дежурить.
Господи, как хорошо! Хоть кто-то свой. И еще такое совпадение — отличный знак: он ведь бизнесмен, на «Скорой» работает нечасто.
— Майя, ты решила ускорить процесс? — улыбнулся он в свою немаленькую, но аккуратную бороду.
— Ой, Сэм, не знаю. Я же в первый раз.
— Не бойся, все будет хорошо. Мама вчера за тебя записку носила.
Майка знала этот хасидский обычай. Они писали своим ушедшим в мир иной духовным лидерам — ребе — записки с просьбой помочь и оставляли их на могилах. В записках просили о здоровье, любви, детях, но не зазорно было и попросить чего-то материального.
Ей стало приятно, что Двора-Лея попросила своего цадика — на русский манер, святого, — чтоб тот, в свою очередь, попросил за нее у Всевышнего.
— А ничего, что я православная? — на всякий случай уточнила Майка. Она во всем любила точность, даже в таких вопросах и в такой момент.
— Ничего, — улыбнулся Сэм, помогая ей выбрать удобное положение и привязывая ее к носилкам, — Бог один. У вас ведь тоже так считают?
— Конечно, — успокоенно ответила она и закрыла глаза.
Амбуланс, подвывая сиреной, несся в больницу.
Майка с закрытыми глазами отсчитывала повороты. Еще несколько минут — и наступит момент истины. Она и боялась родов, и очень ждала их.
Теперь же, когда начали отходить воды, она вдруг стала бояться меньше: процесс пошел, его не остановить и не отложить, а значит — бояться уже нет смысла.
Главное — успеть вовремя, чтоб ребеночек родился здоровым.
Наконец, скрипнув мощными тормозами, амбуланс остановился и заглушил двигатель.
