— Всё ясно, — говорит тренер.
Он надел мне перчатки. И Мишке надел перчатки.
— Слишком ты боевой, — сказал он.
Я сказал:
— Разве это плохо?
— Хорошо, — сказал он. — Очень даже.
Мы с Мишкой вышли на ринг.
Я размахнулся и как ударю! Но мимо. Я второй раз размахнулся — и сам упал. Значит, опять промахнулся. Я смотрю на тренера. А тренер говорит:
— Работай, работай!
Я встал и опять замахнулся, как вдруг Мишка мне как стукнет! Я хотел его тоже стукнуть, а он мне как трахнет в нос!
Я даже руки опустил. И не пойму, в чём дело.
А тренер говорит:
— Работай, работай!
Мишка говорит тренеру:
— Мне с ним неинтересно работать.
Я разозлился, на Мишку кинулся и упал снова. Не то споткнулся, не то от удара.
— Нет, — говорит Мишка, — я с ним работать не буду. Он всё время падает.
Я говорю:
— Я не всё время падаю. Я ему дам сейчас!
А он мне в нос как даст снова!
И я опять на пол сел.
А Мишка уже перчатки снимает. И говорит:
— Нет, это просто смешно мне с ним работать. Он совсем не может работать.
Я говорю:
— Ничего нет смешного… Я сейчас встану…
— Как хочешь, — говорит Мишка, — можешь и не вставать, это вовсе не важно…
Никакой я горчицы не ел
Сумку я спрятал под лестницу. А сам за угол завернул, на проспект вышел.
Весна. Солнышко. Птички поют. Неохота как-то в школу. Любому ведь надоест. Вот и мне надоело.
Иду, витрины разглядываю, во весь голос песни пою. Попробуй в классе запой — сразу выгонят. А тут пой, сколько твоей душе угодно. Так до конца проспекта дошёл. Потом обратно. Хорошо ходить! Ходи себе и ходи.
Смотрю — машина стоит, шофёр что-то в моторе смотрит. Я его спрашиваю:
— Поломалась?
Молчит шофёр.
— Поломалась? — спрашиваю.
Он молчит.
Я постоял, постоял, говорю:
— Что, поломалась машина?
На этот раз он услышал.
— Угадал, — говорит, — поломалась. Помочь хочешь? Ну, давай чинить вместе.
— Да я… не умею…
— Раз не умеешь, не надо. Я уж как-нибудь сам.
Что мне оставалось делать? Вздохнул и дальше пошёл.
Вон двое стоят. Разговаривают. Подхожу ближе. Прислушиваюсь. Один говорит:
— Как с патентом?![1]
Другой говорит:
— Хорошо с патентом.
«Что это, — думаю, — патент? Никогда я про него не слышал».
Я думал, они про патент ещё скажут. А они про патент ничего не сказали больше. Про завод стали что-то рассказывать. Один заметил меня, говорит другому:
— Гляди-ка, парень как рот раскрыл. — И ко мне обращается: — Что тебе?
— Мне ничего, — отвечаю, — я просто так…
— Тебе нечего делать?
— Ага.
— Вот хорошо! Видишь, вон дом кривой?
— Вижу.
— Пойди подтолкни его с того боку, чтоб он ровный был.
— Как это?
— А так. Тебе ведь нечего делать. Ты и подтолкни его.
И смеются оба.
Я что-то ответить хотел, но не мог придумать. По дороге придумал, вернулся к ним.
— Не смешно, — говорю, — а вы смеётесь.
Они как будто не слышат.
Я опять:
— Не смешно совсем. Что вы смеётесь?
Тогда один говорит:
— Мы совсем не смеёмся. Где ты видишь, что мы смеёмся?
Они и правда уже не смеялись. Это раньше они смеялись. Значит, я опоздал немножко…
О! Метла у стены стоит. И никого рядом нету.
Дворник вдруг из ворот выходит.
— Не тронь метлу!
— Да зачем мне метла? Мне метлы не нужно…
— А не нужно, так не подходи к метле. Метла для работы, а не для того, чтобы к ней подходили.
Какой-то злой дворник попался! Метлы даже жалко.
Эх, чем бы заняться? Домой идти ещё рано. Уроки ещё не кончились. Ходить по улицам скучно. Ребят никого не видно.
На леса строительные залезть?! Как раз рядом дом ремонтируют. Погляжу сверху на город. Вдруг слышу голос:
— Куда лезешь? Эй!
Смотрю — нет никого. Вот это да! Никого нет, а кто-то кричит! Выше стал подниматься — опять:
— А ну слезь!
Головой верчу во все стороны. Откуда кричат? Что такое?
— Слезай! Эй! Слезай, слезай!
Я чуть с лестницы не скатился.
Перешёл на ту сторону улицы. Наверх, на леса, смотрю. Интересно, кто это кричит? Вблизи я никого не видел. А издали всё увидел — рабочие на лесах штукатурят, красят…
Сел на трамвай, до кольца доехал. Всё равно идти некуда. Лучше буду кататься. Устал ходить.
Второй круг на трамвае сделал. На то же самое место приехал. Ещё круг проехать, что ли? Не время пока домой идти. Рановато. В окно вагона смотрю. Все спешат куда-то, торопятся. Куда это все спешат? Непонятно.
Вдруг кондукторша говорит:
