Илиада (пер. Н.М.Минского)

22-475

Плачем она залилась и воскликнула в круге троянок:
'Гектор, о, горе мне, бедной! Для равной родились мы доли,
Ты — в Илионе высоком, в чертоге владыки Приама,
Я — у лесистого Плака, в прекрасно устроенных Фивах,
В доме царя Этиона. Меня, горемычную в женах,

22-480

Он воспитал, злополучный. О, лучше б совсем не родиться!
Ныне в обитель Аида сошел ты в подземные бездны,
Гектор! Меня же одну в безутешной печали оставил
Жалкой вдовою в чертоге. А наш бессловесный малютка,
К жизни рожденный от нас, злополучных! Ни ты не сумеешь,

22-485

Мертвый, его защитить, ни тебе он опорой не будет.
Если он даже избегнет войны многослезной ахеян,
Все же в грядущем его ожидает лишь труд и страданья.
Полем его овладеют чужие, межи переставив.
День, приносящий сиротство, уносит друзей у ребенка.

22-490

Вечно он ходит печален и щеки слезами омыты.
Часто в тяжелой нужде он к отцовским друзьям прибегает,
Тронув того за хитон, а другого — за верхнее платье.
Сжалится редкий из них и протянет с остатками кубок,
Так что он губы омочит, а нёбо останется сухо.

22-495

Гордый богатых родителей сын его с пира прогонит,
Больно ударит рукой и насмешливой речью обидит:
'Прочь, горемычный! Отец твой в пиру не участвует с нами!'
К матери, плача, вернется дитя, ко вдове одинокой,
Астианакс, кто досель на коленях отца дорогого

22-500

Мозгом одним лишь питался и сладостным жиром овечьим.
Если же сон нисходил, и от детских он игр утомлялся,
То засыпал на постели, в объятьях кормилицы нежной,
Лежа на мягкой перинке и сердцем вкушая отраду.
Ныне натерпится горя, лишенный отца дорогого,

22-505

Астианакс, кто слывет у троянцев под этим прозваньем,
Гектор, один ты у них защищал и ворота и стены.
Вскоре тебя самого близь судов, от родимых далеко,
Быстрые черви съедят, когда псы уж насытятся телом
Голым твоим, хотя много лежит в твоем царском чертоге

22-510

Тонких, красивых одежд, — они женскими сшиты руками.
Только я все их сожгу, на горящем костре уничтожу.
Пользы от них тебе нет и лежать ты в них больше не будешь,
Пусть же тебе хоть во славу сгорят средь троян и троянок!'
Так говорила, рыдая, и жены кругом воздыхали.