С сердцем ликующим в верхний покой поднялася старухаВесть госпоже сообщить, что здесь он, супруг ее милый.Двигались быстро колени ее, и ноги спешили.Над Пенелопой склонилась она и так ей сказала:«Милая дочка моя Пенелопа, проснись, чтоб глазамиТы увидала того, о ком ты все время тоскуешь!Здесь твой супруг Одиссей, домой он вернулся, хоть поздно,Всех перебил женихов, вносивших в ваш дом разоренье,Тративших ваши запасы, чинивших насилья над сыном!»Ей в ответ Пенелопа разумная так возразила:«Мамушка милая! Боги тебе помутили рассудок!Могут безумным они и очень разумного сделатьИ рассудительность дать человеку с легчайшим рассудком.Ум у тебя поврежден. А была ты ведь правильных мыслей.Сердцем так я страдаю, а ты надо мною смеешься,На ветер речи бросаешь! От сна вот меня пробудилаСладкого. Веки покрыв, совершенно меня оковал он.Крепко так никогда не спала я с тех пор, как уехалВ неназываемый Зло-Илион Одиссей богоравный.Вот что: спустись-ка ты вниз и ко мне возвращайся обратно!Если б другая какая из женщин моих прибежалаС вестью такою ко мне и меня бы от сна разбудила,Я бы ее отругала и тотчас велела убратьсяСнова в обеденный зал. Тебя твоя старость спасает!»Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:«Я над тобой не смеюсь, дорогое дитя мое, — вправдуЗдесь Одиссей, и домой он вернулся, как я утверждаю, —Тот чужеземец, которого все так бесчестили в доме.Сын твой давно уже знал, что домой Одиссей воротился,Но осторожно держал намеренья все его в тайне,Чтобы надменным мужам он мог отомстить за насилья».Радость взяла Пенелопу. С постели она соскочила,Сбросила с век своих сон, горячо обняла ЕвриклеюИ, с окрыленными к ней обращаясь словами, вскричала:«Милая мамушка, ну расскажи же мне полную правду!Если он вправду домой воротился, как ты уверяешь, —Как на лишенных стыда женихов, один против многих,Руки он мог наложить? Их всегда здесь толпится так много!»Ей в ответ Евриклея кормилица так возразила:«Я не видала, никто не сказал мне, я только слыхалаСтоны мужей, убиваемых им. В глубине наших комнатВ страхе сидели мы все за закрытою дверью, покудаСын твой из девичьих комнат в обеденный зал нас не вызвал:Нас Одиссей приказал из комнат позвать Телемаху.В зале я Одиссея нашла средь поверженных трупов.Кучами всюду лежали они вкруг него, покрываяКрепко утоптанный пол. Увидав, ты согрелась бы духом.Кровью и грязью покрытый, на грозного льва походил он.Трупы убитых теперь лежат на дворе за дверямиКучею. Сам же большой он огонь разложил, чтобы серойДом окурить наш прекрасный. Меня ж за тобою отправил.Ну же, иди поскорей! Пора, наконец, вам обоимРадостью сердце наполнить. Вы бед претерпели так много!Вот пришло исполненье давнишним желаниям вашим.Сам к очагу своему он вернулся живой и супругуС сыном возлюбленным дома нашел. Причинили немалоЗла ему женихи, но он всем им отмстил по заслугам!»Ей Пенелопа разумная так отвечала на это:«Милая мамушка! Рано еще ликовать и хвалиться!Знаешь сама ты, каким бы он в дом свой явился желаннымВсем, а особенно мне и нами рожденному сыну.Недостоверно, однакоже, то, что ты мне сообщила.Здесь женихов перебил кто-нибудь из богов, раздраженныхНаглостью их, оскорбляющей дух, и дурными делами.Не почитали они никого из людей земнородных,Ни благородных, ни низких, какой бы ни встретился с ними.Из-за нечестия их и постигла беда. Одиссей жеИ возвращенье свое и себя с ним сгубил на чужбине».Ей Евриклея кормилица так возразила на это:«Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!Муж твой вблизи очага здесь находится, ты же не веришь,Что он вернулся домой. Как твое недоверчиво сердце!Ну, тогда я тебе сообщу достовернейший признак, —Белым клыком кабана ему в ногу рубец нанесенный.Я тот рубец увидала, как мыла его, и хотелаТотчас тебе сообщить. Но рот он поспешно зажал мнеИ не позволил сказать, — осторожен умом и хитер он.Ну же, иди! Я себя самое прозакладывать рада:Если тебе солгала, то тягчайшей предай меня смерти!»Так тогда Пенелопа разумная ей отвечала:«Мамушка милая, как бы хитра ни была ты, но трудноЗамыслы вечных богов разгадать и от них уберечься.Все же я к сыну готова идти моему, чтоб увидетьМертвых мужей женихов, а также того, кто убил их».Так сказавши, из спальни пошла она вниз. КолебаласьСильно сердцем она, говорить ли ей издали с мужемИль, подойдя, его руки и голову взять, целовать их?Переступив чрез порог из отесанных камней, вступилаВ зал Пенелопа и села к огню, напротив супруга,Возле стены. Прислонившись к высокой колонне, сидел он,Книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли словоОт благородной супруги, его увидавшей глазами.И удивленная долго молчала тогда Пенелопа:То, заглянувши в лицо, его находила похожим,То, из-за грязных лохмотьев, казался он ей незнакомым.С негодованием к ней Телемах обратился и молвил:«Мать моя, горе ты мать! До чего ты бесчувственна духом!