простые парни, малость мающиеся от безделья и потому до бесконечности качающиеся железом. Но вот что сразу же бросилось в глаза: снабжение у них было поставлено не в пример лучше армейского. От запасов тушняка и прочих консервов их скромное жилище буквально ломилось, готовое расползтись по швам и вывалиться на улицу многодневными запасами. Командиров групп и роты они тотчас поспешили поставить на свое «полное довольствие», робкое «да полно вам, у нас и своих припасов до фига» было отвергнуто с ходу, резко, на грани обиды. Пришлось подчиниться.
Ждать эвакуационной техники предстояло почти сутки, и невольно пошли разговоры о том о сем, о войне, о наградных. Омоновцы все негодовали по поводу какого-то своего шишкаря, отправившего на себя любимого аж семь (!!!) наградных на орден Мужества. Потом незаметно перешли к прошедшему боевому заданию. Ничего секретного в нем не было, так что делились впечатлениями открыто, без утайки. Ефимов, все еще пребывая в состоянии праведного негодования, поведал о своих злоключениях. Все малость посмеялись над оперативностью, с которой проводилось «согласование», малость поматерились на ханкалинское начальство. А Сергей, подумав, высказал мнение, что, возможно, и не было никакой банды «в двадцать восемь человек в восемь тридцать вечера», а кто-то видел дневной переход его группы и увеличил численность почти вдвое, а заодно перенес и время.
– Постой, – сидевший среди хозяев тридцатилетний мужчина, ничем от них до этого не отличавшийся, поднялся из-за стола и умчался в какой-то закуток, находившийся в дальнем углу помещения.
– Фешер, – не то уважительно, не то безразлично заметил кто-то из омоновских офицеров.
– А какого черта он тут у вас делает? – тут же поинтересовался Фадеев.
– Да кто его знает, живет, работает. Приходит, уходит…
Меж тем фээсбэшник вернулся, держа в руках какую-то распечатку.
– Дайте кто-нибудь карту, – попросил он у окружающих.
Спецы было потянулись к своим разгрузкам, но их опередил один из хозяев.
– Смотри, – фээсбэшник развернул карту и, отдав ее Сергею, положил сверху листок, на котором четко угадывались цифры координат.
«Засечки «чеховских» выходов в эфир», – сразу же сообразил Ефимов. Точно. Координаты, время выхода, позывной.
Координаты нескольких из них в точности совпадали с маршрутом движения его группы, время соответствовало вчерашнему дню и вечеру.
– Черт! – ругнулся старший прапорщик, не находя других слов для выброса своих эмоций. И, не говоря больше ни слова, свернул и отдал карту фээсбэшнику. И в этот момент дежурный повар позвал всех ужинать.
А наутро, когда Сергей в гордом одиночестве торчал у умывальника, пытаясь пальцем почистить давно не чищенные зубы, к нему как бы случайно подошел вчерашний фээсбэшник.
– У меня имеется абсолютно точная информация, конкретно по этому району, в том, что вас сдают еще до получения вами боевого распоряжения, – без всякого предисловия сообщил он. Сказал, и, не дожидаясь ответа, пошел по своим делам, оставив так и не почистившего зубы Ефимова пребывать в легком замешательстве.
Возможно, фээсбэшник сказал все это лишь для красного словца, дабы показать ему свою якобы крутую осведомленность, а возможно, сообщил информацию, разглашать которую не имел права, ибо тем самым вполне мог засветить своего агента. Как бы там ни было, сказал он правду или нет, но, во всяком случае, заставил Сергея крепко задуматься.
Машины за хорошо отдохнувшими за ночь спецназовцами (всеми силами изображавшими усталость от только что закончившегося перехода) прибыли ближе к полудню. Погрузившись в машины, бойцы расселись по скамейкам, и колонна, набирая скорость, запылила по серому серпантину дороги, все время снижающейся и ведущей в западном направлении.
К удивлению Сергея, проехав через мост, они повернули не направо, в сторону ПВД, а налево, в направлении, ведущем прямиком в объятия дружественной второй роты.
«Странно», – подумал он и покосился на сидевшего рядом ротного. Но тот хранил непроницаемое молчание.
Оказалось, что группа Простова обнаружила тайник с партией оружия, и комбат дал команду «по пути» завернуть и привести все это добро пред его ясные очи.
– Придурок, идиот, – потрясая руками, майор Никишин матерился на стоявшего перед ним столбом старлея. – Учишь вас, учишь, а все без толку! Говорил же: взял три ствола – подавай два, взял пять – подавай три. Повезло идиоту, нашел одиннадцать стволов – и все подал! Результа ему захотелось! Соображать надо, соображать! – Майор постучал пальцем себе по лбу. – Ты не в Африке живешь! И куда кривая заведет, не знаешь. Всегда надо иметь под рукой пару левых стволов. Кто знает, грохнешь какую- нибудь сволочь в лесу, его дружки ствол утащат, и будешь ты дурак дураком! Не подать результат жалко, а подать – так еще хуже может получиться. Хорошо, если тип в розыске окажется, а если нет? Заявят, мол, грибника убили. И попробуй докажи обратное, ствола-то нет! Ну, дети, ну, ей-богу, дети с большими яйцами! А, мля… – Никишин еще раз махнул рукой и, ни на кого не глядя, понуро опустив голову, побрел в командирскую палатку.
– Вован, включай порнуху, – донеслось оттуда, – тосковать буду…
Сергей улыбнулся. Он помнил: посмотрев свое любимое «кино», майор Никишин брал гитару и по несколько часов кряду пел, изливая свою тоску по оставленной на «большой земле» женщине. По счастью, его пение никому не досаждало. Во-первых, пел он хорошо, во-вторых, знал много песен и почти никогда не повторялся.
На загрузку одиннадцати стволов много времени не понадобилось, и минут пять спустя эвакуационная колонна покатила в обратную сторону. Ротный, привалившись плечом к дверце, спал или делал вид, что спит, а Сергей сквозь бронированные стекла поглядывал на дорогу и считал дни, оставшиеся до замены. Ведь чем меньше оставалось до нее дней, тем томительнее становилось ожидание.
А в пункте временной дислокации разведчиков, как всегда, ждала неизменная баня и ужин в столовой. То, что пайки выдавались на весь день, включая вечер, никого не волновало. Пришли с БЗ – подавай горячее и цивильное. Впрочем, Артем (начальник склада тире начальник столовой старший прапорщик Селиванов) не обижался, привезенной очередным пополнением «гуманитарки» было пока достаточно.
Получив переданную супругой посылку, Ефимов хотел тут же позвонить домой, но связи с «большой землей» в этот день почему-то не было. Огорчившись и, наверное, от этого так и не распечатав коробку, он плюхнул ее на кровать и пошел мыться.
Каково же было его удивление, недоумение, негодование, когда, вернувшись из бани, обнаружил ее безобразно вскрытой, поваленной на бок, да к тому же еще и частично опустошенной – не хватало одной палки сырокопченой колбасы.
– Ну и какая сволочь… – начал было Ефимов, когда эта «сволочь», противно урча, вылезла из-под кровати и потерлась о его ногу. Вся лоснящаяся от жира морда волосатого вора жмурилась от довольства. – Вот скотина! – уже не так зло, но все еще негодуя, выдохнул потерпевший группник.
В этот момент в дверях палатки показался красный и довольно улыбающийся ротный. По-видимому, слышавший реплику Ефимова, но еще не зная, кому она адресована, он с интересом оглядел офицерский кубрик. Для того чтобы сложить два плюс два, много времени не понадобилось, ибо, воздев вверх левую руку (на правой висело махровое полотенце) с указующе оттопыренным перстом, он с ужасно серьезным лицом торжественно продекламировал:
– …О кого Ништяк потрется – на того снизойдет благодать божия! А вот если…
– Да знаю, знаю, – недовольно отмахнулся Ефимов. – И рученьки, и ноженьки, пожалейте убогого… – Все же сказать слово «меня» Сергей поостерегся. А чем черт не шутит? Да и что с кота взять? Теперь уж колбасу все равно не вернешь. Хорошо хоть еще две палки остались, а то бы пришлось одним запахом довольствоваться. А пахла присланная женой колбаса офигительно. Вот только благоухать ей в преддверии намечающейся пьянки оставалось совсем недолго.
– Пошли на ужин, – предложил ротный. Ефимов замешкался, не зная, куда спрятать оставшуюся колбаску, но Вадим объяснил его замешательство по-своему. – Ты насчет праздника, что ли? Думаешь, куда влезать будет? Не переживай, одно другому не мешает! Пошли.
– Сейчас, – наконец-то отозвался прапорщик. – Вот только соображу, куда колбасу пристроить, а то
