Она сухо улыбнулась.
– Да, ты сказывал, – равнодушно отозвалась она.
– Что ты, спать хочешь? – спросил он.
У ней стукнуло сердце, и не в первый раз, лишь только начинались вопросы, близкие к делу.
– Нет еще, – с искусственной бодростью сказала она, – а что?
– Нездорова? – спросил он опять.
– Нет. Что тебе так кажется?
– Ну, так скучаешь!
Она крепко сжала ему обеими руками плечо.
– Нет, нет! – отнекивалась она фальшиво-развязным голосом, в котором, однако, звучала как будто в самом деле скука.
Он вывел ее из аллеи и оборотил лицом к лунному свету.
– Погляди на меня! – сказал он и пристально смотрел ей в глаза. – Можно подумать, что ты… несчастлива! Такие странные у тебя глаза сегодня, да и не сегодня только… Что с тобой, Ольга?
Он повел ее за талию опять в аллею.
– Знаешь что: я… проголодалась! – сказала она, стараясь засмеяться.
– Не лги, не лги! Я этого не люблю! – с притворной строгостью прибавил он.
– Несчастлива! – с упреком повторила она, остановив его в аллее. – Да, несчастлива тем разве… что уж слишком счастлива! – досказала она с такой нежной, мягкой нотой в голосе, что он поцеловал ее.
Она стала смелее. Предположение, хотя легкое, шуточное, что она может быть несчастлива, неожиданно вызвало ее на откровенность.
– Не скучно мне и не может быть скучно: ты это знаешь и сам, конечно, не веришь своим словам; не больна я, а… мне грустно… бывает иногда… вот тебе – несносный человек, если от тебя нельзя спрятаться! Да, грустно, и я не знаю отчего!
Она положила ему голову на плечо.
– Вот что! Отчего же? – спросил он ее тихо, наклонившись к ней.
– Не знаю, – повторила она.
– Однако ж должна быть причина, если не во мне, не кругом тебя, так в тебе самой. Иногда такая грусть не что иное, как зародыш болезни… Здорова ли ты?
– Да, может быть, – серьезно сказала она, – это что-нибудь в этом роде, хотя я ничего не чувствую. Ты видишь, как я ем, гуляю, сплю, работаю. Вдруг как будто найдет на меня что-нибудь, какая-то хандра… мне жизнь покажется… как будто не все в ней есть… Да нет, ты не слушай: это все пустое…
– Говори, говори! – пристал он с живостью. – Ну, не все есть в жизни: что еще?
– Иногда я как будто боюсь, – продолжала она, – чтоб это не изменилось, не кончилось… не знаю сама! Или мучусь глупою мыслью: что ж будет еще? Что ж это счастье… вся жизнь… – говорила она все тише- тише, стыдясь этих вопросов, – все эти радости, горе… природа… – шептала она, – все тянет меня куда-то еще; я делаюсь ничем не довольна… Боже мой! мне даже стыдно этих глупостей… это мечтательность… Ты не замечай, не смотри… – прибавила она умоляющим голосом, ласкаясь к нему. – Эта грусть скоро проходит, и мне опять станет так светло, весело, как вот опять стало теперь!
Она жалась к нему так робко и ласково, стыдясь в самом деле и как будто прося прощения «в глупостях».
Долго спрашивал ее муж, долго передавала она, как больная врачу, симптомы грусти, высказывала все глухие вопросы, рисовала ему смятение души и потом – как исчезал этот мираж – все, все, что могла припомнить, заметить.
Штольц молча опять пошел по аллее, склонив голову на грудь, погрузясь всей мыслью, с тревогой, с недоуменьем, в неясное признание жены.
Она заглядывала ему в глаза, но ничего не видела; и когда, в третий раз, они дошли до конца аллеи, она не дала ему обернуться и, в свою очередь, вывела его на лунный свет и вопросительно посмотрела ему в глаза.
– Что ты? – застенчиво спросила она. – Смеешься моим глупостям – да? это очень глупо, эта грусть – не правда ли?
Он молчал.
– Что ж ты молчишь? – спросила она с нетерпением.
– Ты долго молчала, хотя, конечно, знала, что я давно замечал за тобой; дай же мне помолчать и подумать. Ты мне задала нелегкую задачу.
– Вот ты теперь станешь думать, а я буду мучиться, что ты выдумаешь один про себя. Напрасно я сказала! – прибавила она. – Лучше говори что-нибудь…
– Что ж я тебе скажу? – задумчиво говорил он. – Может быть, в тебе проговаривается еще нервическое расстройство: тогда доктор, а не я, решит, что с тобой. Надо завтра послать… Если же не то… – начал он и задумался.
– Что «если же не то», говори! – нетерпеливо приставала она.
Он шел, все думая.
