9
Люди быстро привыкают ко всем явлениям, в том числе даже к необъяснимым. И мы постепенно привыкли, что у нас под окном нет больше горы, хотя она стояла здесь много лет.
Художник в благодарность за наше гостеприимство стал писать портрет моей матери.
Я очень боялся, что мать исчезнет, как исчезла гора. Но отец говорил, что он не верит ни в какие чудеса, и по-прежнему посмеивался над художником, за глаза называя его мазилой и неудачником.
Проснувшись рано утром, художник брал подрамник с натянутым на него холстом и садился возле моей матери. Он не спускал с нее своих жадных глаз, ловя какое-то нужное ему мгновение. Но мгновение каждый раз ускользало. И художник просил мою мать не шевелясь сидеть на одном месте.
Я по-прежнему очень боялся, что мать исчезнет, как только художник окончит ее портрет. Но мать не исчезла, а вдруг исчез сам художник. Он скрылся незаметно, словно провалился сквозь землю, оставив нам два холста. На одном холсте стояла гора, а на другом сидела моя мать.
10
Прошло много-много лет, и я увидел эти две картины в музее.
Гора выглядела очень грустной, а моя мать, наоборот, смеялась с холста всем, кто к ней подходил.
Возле этих двух картин всегда толпилось много зрителей, а иногда появлялся экскурсовод и очень интеллигентным красивым голосом объяснял экскурсантам, что изображено на картинах и как это все надо понимать.
От многих повторений одной и той же лекции он иногда забывал нужные слова и называл гору — матерью, а мою мать — горой.
И зрители улыбались, и какая-нибудь старушка поправляла случайно оговорившегося лектора, желая внести точность в его беседу.
И хотя лектор каждый день, стоя возле картин, повторял одни и те же слова, выражение его лица менялось, становясь то грустным, то веселым.
Мне было тоже то грустно, то весело. Я вспоминал свое детство и всякие чудеса во сне и наяву. И я вспоминал синее небо над горой, оставшееся таким же синим и после того, как гора ушла, словно это была не гора, а присевший под окном олень.
