наверное знал чего ему стоило сохранять спокойствие, а не сбросить, не отмахнутся от них руками. Он сдюжил, и я облегченно вздохнул. Нас обнюхали, запомнили, и мы могли идти, не боясь нарваться на новую муху, которая ещё не в курсе, что мы свои. Память запаха и вида передавалась у них мысленно невзирая на расстояние. А как и могло быть иначе? Они ведь один организм. Правая рука всегда знает, что делает левая. Мы добрели до чердака. Там я забрал свой рюкзак у Косого.
— Значит, говоришь я трутень?! — возмутился Косой.
Я ржал в ответ, и не мог остановиться, меня била истерика.
— Матка, мая… — похотливо оскалился Федя и полез на меня, ощетинившись автоматами.
— Иди в … — отмахивался я смеясь.
— Как скажешь дорогая, как скажешь… — ухмылялся Косой, имитируя расстегивание ширинки. Тут он поскользнулся, и тяжелый рюкзак увлёк его назад. Рухнул всем телом. Пропечатался хорошо, судя по лицу. Я уже не смеялся, а просто погибал в конвульсиях.
— Хули, ты смеёшься, помоги встать…
Я протянул руку и помог. Тут до хаты Косого, осталось две собачьих перебежки, а мы шли уже добрых полчаса. С каждым шагом рюкзаки не просто становились тяжелее, они словно вбивали нас в землю. А тут ещё дождик прошёл, и ноги норовили расползтись по грязи. Холмики чистого асфальта ещё были в наличии, по ним и старались идти. Но их было не много. Вот уже виднелась панельная пятиэтажка с обвалившимися балконами.
Лестничный пролёт внутри дома рухнул, и к Косому на второй этаж забирались по съемной лестнице, которую втягивали за собой. Что было не очень удобно, зато гарантировало, какую никакую безопасность. От человека, конечно, не спасёт, но от зверья запросто.
Ночь накрывала город. Федя внимательно вглядывался в окна. Нигде ни единого огонька. Мы заспешили. Оглушительно забилось сердце. Пусто! Никого живого я не ощущал, слабое пятно теплело, где то справа, то появляясь, то пропадая. Мы бежали, молча, не чуя под собой ног. Перед домом было всё истоптано. В жирной грязи четко отпечатались тяжелые ботинки с грубым протектором. Заскочив в подъезд, Федя словно споткнулся о брошенную лестницу. Поставив лестницу, забрались наверх. Я зажег дежурный факел и взял с собой. В бликах пламени на Косого было страшно смотреть. Желваки ходили из стороны в сторону, щеки впали. Грязь. Черная грязь на полу и стенах. Лужи и капли загустевшей крови. Прямо перед нами в луже лежал, раскинув руки Миша-Лопух, прозванный так за большие раскидистые уши. Опознать его только по ушам и можно было. Вместо лица кровавое месиво, с ружья в упор выстрелили. Словно невесомые призраки, замерев дыхание, мы стали обходить этаж за этажом. Смерть. Она царила всюду. Нож, пистолет, ружьё были её инструментом. На четвертом этаже я склонился над телом Андрюхи — Ворона. Он был теплый и ещё дышал, зажимая пальцами распоротый живот.
— Кто? — сипло и с угрозой спросил Косой.
— Баклан и Толик — Лентяй, они, — засипел Андрей, — они спустили лестницу Джокеру.
Мы не ждали днём, ты сам говорил… воды дай…
Федя снял фляжку с пояса и приподняв голову Андрюхе, стал его поить. Тот поперхнулся и продолжил:
— Баклан как раз с ружьём и дежурил. Когда услышал выстрел, я вышел и напоролся на Лентяя, он мне нож и сунул… сука. Темно то как?
— Ночь уже.
— Косой, слышишь… — Андрей задышал часто и прерывисто, — отомсти за меня Лентяю.
Я знаю, ты не такой, они всё трындели, что ты нас бросить хочешь, что Джокера боишься, что к нему надо уходить пока не поздно… Ты же знаешь, я не стукач. А надо было! Думал они просто трусы… а они…
Ворон не договорил, оборвался на полу слове и затих. Федор нагнулся и опустил ему веки на застывшие глаза и сказал не громко, но отчётливо: Отомщу за всех Андрюха.
Обойдя пятый этаж, стали спускаться.
— Пятнадцать, и только двое ублюдков Джокера — сухо сказал Косой, — Женщин они увели. Но нет ещё Мишки-Ангела, Шустрого, Димона и Серого. …
Косой вопросительно посмотрел на меня. И в глазах его было столько боли, что выплеснись она сейчас… я захлебнулся бы в этой горечи.
— Думаешь, они тоже к Джокеру…?
Федя кивнул. Похоже, он уже никому и ничему в этой жизни не верил. Я обнял его за плечи.
— Пошли к старому, груз скинем и Джокера навестим.
И я увел его, держа за плечи. Косой как-то внезапно постарел. Мне показалось на миг, что больше никогда я не увижу улыбку на его лице.
За углом дома кто-то плакал. Я поднял факел, всматриваясь в темноту. Из темноты к Федору метнулся мальчишка.
— Косой! Ты пришёл! Они всех убили… всех убили..
Федор обнял его.
— Я знаю Шустрый, знаю.
— Там наши… — махнул Шустрый в темноту, — мы с охоты шли, когда крики услышали.
— Кто? Кто там? — всмотрелся Федя в темноту, увлекая Шустрого с собой. Пройдя немного вперёд, мы увидели два тела.
— Димон и Серый, — определил Косой.
— Прости дядя Косой, а я испугался и убежал,… прости… — лепетал мальчишка.
Федор внезапно потеплел и потрепал его по голове.
— Ничего Шустрый, мы отомстим. Вот возьми, — и он снял с шеи один автомат.
Пацан, не веря своим глазам, неловко принял его в руки, утёр слезу, и сказал:
— Я оправдаю, я больше никогда тебя не подведу, дядя Федор.
— Я верю Серёжка, верю. А где Мишка-Ангел?
— Он с нами ходил, но на обратном пути решил к старику сходить, там вас с Толстым подождать.
Федор кивнул. ***
Хаймович что-то тихо бубнил, но его, ни кто, кажется, не слушал. Мишка по прозвищу Ангел, с большими черными глазами и не по мужски длинными ресницами, сосредоточено набивал магазины. Керосинка на столе чадила. Дымный запах солярки пропитал комнату. Косой всё считал и что-то прикидывал, перебирая оружие.
— Я таки считаю неразумным брать с собой ребенка.
Ребенок под именем Шустрый бросал на Хаймовича испепеляющие взгляды.
— Ну посудите сами, шансов у вас перебить всех просто нет, а вернутся живыми и того меньше. Оставьте его здесь. И вообще не порите горячку. Месть это блюдо, которое подают холодным. Нужно всё обдумать, взвесить и выждать момент.
— Вот мы и выждали, — зло сказал Федор, — пойдем, пожелаем им спокойной ночи.
— Федор, мне кажется вам нужно понять одно. Пострелять и погибнуть проще простого.
Месть — это прежде всего выжить и отомстить. Ну хорошо, раз вы так не понимаете… Измените прерогативу. Что для тебя важнее вернуть Луизу или убить Джокера?
Федор от этих слов словно очнулся от тяжелого сна. Я подошёл и положил руку на его плечо.
— Дед верно говорит, давай по-тихому попробуем. Где он женщин держит, я знаю.
— Часовых я беру на себя. И как спуститься знаю.
— Толстый, ты никак в гарем наведывался, — усмехнулся Миша, насчет женщин тоже не ангел.
— Нет. Но мысли как это можно сделать были. Понимаешь там с соседнего здания для меня перепрыгнуть раз плюнуть. Потом кошку цепляю и вниз до нужного окошка. Думал, постучусь. Авось откроют.
— Это ж как нужно оголодать, чтоб до такого додуматься, — покачал головой Хаймович.
— А если пробиваться? — спросил Шустрый.
