предыдущие, мутный, сырой и холодный, и обидно его было проводить не за сковородкой с мясом, не у теплой печки, не в постели с Розой. А сидя у окна подпирая стену и до боли, в глазах всматриваясь в противоположенный дом и деревья, за которыми притаились твои враги. И опостылел тебе уже этот дом, и эти деревья с корявыми обожженными ветками. И эти люди, залегшие за стволами деревьев и точно так же проклинающие тебя. Они не давали жизни мне, а я им. Мы лениво перестреливались. Патронов оказалось не так уж и много, как я думал ночью. Однако, я не давал подползти им, они не давали уснуть мне. Я с тревогой думал о наступающей ночи. Темнота скроит их. О том чтобы развести костры, не могло быть и речи. А поддерживать их всю ночь мы вообще не сможем. Думали о том, чтобы прорваться с боем. Но это отпадало. У Мишки — нога, у Федора — рука и жена с ребенком. Нам не уйти. От сознания этого становилось мерзко и пакостно на душе, и хотелось завыть поднимая глаза к небу как та бездомная собака, жалуясь на свою судьбу. А ещё мне хотелось спрыгнуть с окна, и пройтись на врага, поливая с автомата от пуза. И хрен с ним, что мне пристрелят, главное я прихвачу с собой если повезёт ещё дюжину врагов.
И настала ночь и они поперли. И началась беспорядочная перестрелка. Мы спустились к дедовским дверям и прикрывали уже только их. В гостевое окно влетел факел, и в доме заполыхало. Это было не важно. Женщины были далеко в подвале и пожар в хате их не коснется. Главное было не пустить врагов в дом, чтобы в углу у печки под ковриком они не нашли вход в подвал…
Мы стреляли и довольно удачно отстреливались, как я вдруг неожиданно получил пулю. Я упал и на какое-то время отключился. Пришел в себя от боли. Смоляная капля обожгла моё лицо. Было тихо. Пронзительно тихо. Никто не стрелял. Трещал факел, и незнакомое лицо с надменным и брезгливым выражением склонилось надо мной.
— Это и есть Толстый? — спросило оно у кого-то.
— Да Джокер, это он.
Лицо потеряло ко мне интерес и пропало размытым пятном. Что-то со зрением, подумал я. Да и ноги почему-то не шевелились. Тут кто-то заботливый ткнул в меня ножом, и я умер.
Темнота. Ну, вот опять? Подумал я с тоской. Надоело мне умирать, однако.
Я проснулся, тиская под головой дедовский бушлат. Волосы на голове слиплись от пота.
В голове лихорадочно забилась мысль: Что делать? Будить всех, жечь костры? Вторую ночь мы всё равно не переживем, это уже проверено. Кем проверено и как? Да мной проверено! Я только что во сне эти варианты прокрутил. Хана по любому выходит.
Поднялся до бака с водой, и зачерпнув ковшиком, стал глотать холодную и безвкусную дождевую воду. Закряхтел Хаймович:
— Ты чего Максим?
— Поговорить надо Хаймович и срочно.
— Чего случилось?
Тут я ему вкратце и обрисовал ситуацию. Хаймович с интересом выслушал, что то кумекая про себя, теребя нос и потирая лоб. Идея с кострами ему сразу понравилась. Но дослушав, чем всё это закончится он насупился и потрогал мой лоб. Ладошка его оказалась сухой и холодной, а лоб у меня липкий и горячий.
— Я беспокоюсь Максим, как бы жара у тебя не было. Ну-ка, повернись спиной!
Повернулся. Дед приподнял мне подол. Рубаха к спине присохла. В ранках на спине казалось, бились дополнительные сердца. Маленькие такие сердечки, как у голубя. В каждой ранке по сердечку. Дед рванул рубаху и я взвыл. По спине сразу побежало.
— Плохо дело Максим. Нагноение на лицо как говорится. А с антибиотиками у нас проблема. У тебя случайно не бред?
— Хаймович, — облизнул я пересохшие губы, — тут бред не бред, а вероятный поворот событий. По любому уходить надо. Сам посуди!
— Чтобы уходить больным, раненым и с детьми, надо знать прежде куда? — назидательно сказал Хаймович.
— Иногда Моисей Хаймович, нужно просто уйти вовремя и неважно куда, — выдал Федор, не открывая глаз.
Он то же толком не спал, рука ныла.
— И с Толстым я согласен, ноги надо делать и немедленно.
— О, господи, — взмолился Хаймович, — и куда мы пойдём в темноту? Не лучше ли отсидеться. Спустимся все в подвал и сделаем вид, что нас нет дома?
— А ребенок заплачет? И ты выйдешь и скажешь, дорогие бандиты, это не ребенок плакал, вам показалось, нас никого нету дома. А?
Тут словно сговорившись, заплакал Максимка младший. Луиза поднялась, и прижав его к груди, стала укачивать, что тихо в пол голоса напевая: — Баю, баюшки, баю, не ложися на краю…
— Вот уж вечная песня, — тихо проворчал Хаймович, — впитывается с молоком матери, она, наверное, уже в генах прописалась. Я одно не понимаю, лапа призрака, если конечно это энергетический призрак должна быть стерильна. Откуда инфекции взяться, ума не приложу…
— Чего тут непонятного, — сказал Мишка, переворачиваясь с бока на бок, — Толстый спину мыл последний раз когда родился.
— Шутки в сторону, — сказал я поднимаясь, — я уже чувствую как они идут, ещё чуть — чуть и будет поздно. Уходить надо, чего время тянуть.
— Ещё раз спрашиваю. Куда идти?
— В бункер, больше некуда, — решил я. — Там всё есть, там и поживём какое-то время.
— Резонно, — заметил Хаймович, — Марта, Лена, девушки… поднимайтесь, уходим.
Федор с Мишей были уже на ногах, собирая нехитрый скарб в походные сумки.
— Толстый, а если там рой? — шепотом спросил меня Федор, чтоб не слышали другие.
— Договоримся, — шепотом ответил я.
— Ага, ты матка, а я трутень, — ухмыльнулся Федя.
Меж тем женщины затарахтели, собирая котомки и неподъемные рюкзаки.
— Да бросьте вы все, — скривился Косой, — там, куда мы идем все найдется.
На его слова отреагировали по-своему. Они бросили собираться и принялись обсуждать, что именно стоит брать, а что нет. И завалили Федора расспросами. Косой отмахивался от них как мог. За окном послышались звуки приближающихся шагов и голоса.
— Не успели! Бля! — Крикнул я в отчаянии.
Хаймович без слов откинул половик и открыл тайный вход в подпол.
— Быстро вниз!
Похватав оружие, мы спустились в подвал. Последним спустился я, и прежде чем захлопнуть крышку успел уловить взметнувшийся жар костра за окном. Пламя взметнулось и пробежало по гостевой комнате. Соляра, так и шибала в нос.
— И что теперь?
— Мой дом, мая крепость, — ответил Хаймович, — но если в крепости нет тайного выхода, то она в один момент превращается в мышеловку.
— Куда? — нервно перебил деда Федор.
— За мной пошли, — вздохнул дед.
Он очень переживал, что наверху сейчас горит его сокровище, его бесценная библиотека, которую он столько лет собирал и которой так гордился. Ни одной лишней и ненужной книги. С собой в подвал он успел прихватить библию, а я зачем-то сгрёб военные карты.
— … и вот теперь этот тайный выход нам весьма пригодится.
Трубы, тянувшиеся вдоль всего подвала, упирались в стену фундамента. Край плиты у труб был сколот и висел на арматуре. Ничего не стоило его отогнуть и посветив факелом увидеть, что трубы не втыкаются в стену и стеной не заканчиваются, а устремляются в неизвестность пролегая в узком и мрачном канале. Протиснуться рядом с ними бочком и буквой «Г» было вполне по силам. Только как далеко они идут? И где заканчиваются? Косой тоже видимо вспомнил нору Торка и многозначительно посмотрел на меня. Я пожал плечами. Дороги, которые нас выбирают.
— Так… я первый, за мной Хаймович, следом женщины, замыкающими Мишка и Шустрый.
