Сдаюсь, сдаюся я искусству мощному!
Молю во имя Прозерпины царственной,
Молю Дианой неприкосновенною
И заклинаний свитками, могущими
С небес на землю низводить созвездия:
О, пощади! Заклятьям дай, Канидия,
Обратный ход и чары уничтожь свои!
Ведь внука умолил Телеф Нереева,
Хоть и ходил он на него с мизийцами,
Ведь и троянки умастили Гектора,
Пернатым и собакам обреченного,
Когда, оставя стены, илионский царь
К ногам Ахилла пал неумолимого.
Ведь и гребцы Улисса злополучного
Щетинистые шкуры с тела сбросили
С согласия Цирцеи, — и вернулись вновь
И речь, и разум к ним, и облик доблестный.
Тобой довольно я уже наказан был,
Исчезли юность и румянец скромности,
Остались кости только с кожей бледною,
И волосы, седые от помад твоих.
От мук не знаю никогда я отдыха:
Гоня друг друга, день и ночь сменяются,
Но мне от тяжких вздохов грудь не вылечить.
Готов признать я все, чему не верил я:
И то, что сердце рвут стихи сабелльские,
А от марсийских песен голова трещит.
Так самого Геракла кровь кентаврова
Не жгла, ни в Этне пламя сицилийское
Так не бушует жарко! Ты ж, несносная,
Пока мой прах не разнесется ветрами —
Варить отравы будешь все колхидские.
Какой конец, какую дань назначишь мне?
Скажи: когда я честно пени выплачу, —
Чтоб искупить мне все, быков ли сотню ты
Себе попросишь или восхваления
Сиять ты будешь меж светил звездой златой!..
Ведь даже за Елену оскорбленные
Кастор с Поллуксом поддались мольбам певца
И вновь его глазам вернули зрение;
Так разреши — ты властна! — от безумия
Меня, о ты, чей грязью не запятнан род,
О ты, что и не мыслишь на девятый день
Умерших нищих бедный прах выкапывать,
Чье сердце мягко, руки не запятнаны;
Твою смывает бабка с твоего белья,
Лишь вскочишь с ложа, бодрая родильница!» —
«Зачем мольбы ты в уши шлешь закрытые?
Ведь глуше я, чем скалы к воплям тонущих,
Когда Нептун волнами бьет их зимними!
Как, разглашать ты будешь безнаказанно
Котитты тайны и Амура вольного?
И, словно эсквилинский чародей и жрец,
Мои дела осмеивать по городу!
И яд к чему мешала быстродейственный?
Но век твой будет дольше, чем хотел бы ты,
Несчастный, будешь жизнь влачить ты горькую,
Чтоб подвергаться новым все страданиям.
Покоя жаждет Пелона-предателя
Отец, голодный Тантал перед яствами,
И Прометей, орлом давно терзаемый,
И на вершине горной укрепить скалу
Сизиф стремится, вопреки Юпитеру.
То, петлей шею затянув, повеситься
Иль меч германский в грудь вонзить в унынии
Тяжелом — тщетны будут все старания!
Помчусь, как вражий всадник, на плечах твоих,
И предо мной сама земля расступится!
Иль мне, что может, — как ты, любопытствуя,
Узнал, — из воска куклам дать движения
И месяц с неба совлекать заклятьями;
И мертвецов сожженных расшевеливать,
Иль мне рыдать, что чарам недоступен ты?»
Сатиры
Книга первая
Что за причина тому, Меценат, что какую бы долю
Нам ни послала судьба и какую б ни выбрали сами,
