загремели взрывы, защелкали выстрелы китайских ТТ и затрещали отечественные Калашниковы. В маленьком провинциальном Магадане, вопреки мрачной гулаговской репутации города, до таких крайностей старались не доходить. Народная мудрость гласит: «Весь Магадан спит под одним одеялом». Практически все население столицы колымского края перевязано-перепутано многочисленными родственными, любовными, деловыми, дружескими и прочими связями. Если на какую-нибудь «разборку» заявлялись две группировки, то, зачастую, нос к носу сталкивались бывшие одноклассники, соседи по лестничной площадке, вчерашние собутыльники, а то и кровная родня. Поэтому и «разборки» обычно заканчивались либо простым надуванием щек и угрозами типа «мы вам покажем», либо совместной пьянкой по случаю примирения. Ну, в крайнем случае, тихим семейным мордобоем. Бывали, конечно, и исключения, но они только подтверждали общее правило.
Но Каблучкова решила потрясти магаданский криминальный мир, организовав ликвидацию своего смертного врага.
Соваться с «заказом» в Москву или Питер она не рискнула. Тамошние волки могли, поняв, что имеют дело с надутой провинциалкой, «развести» ее саму, раздев до нитки, а то и ликвидировав по завершении комбинации, как ненужную свидетельницу. Поэтому, пришлось подыскивать исполнителя дома, в Магадане.
Выбор пал на Костю Корня. Это был классический воровской «авторитет» старой закваски, имевший за плечами одну доказанную и наказанную «мокруху». По слухам, была и еще одна. Постоянный посетитель колоний, следственного изолятора и ИВС, любитель водочки, «травки» и других незатейливых развлечений, в последнее время Корень явно сдал, утратил былую хватку и остро нуждался в деньгах. О Фиксе он отзывался с явным пренебрежением, и не раз говорил, что тому придется когда-нибудь по крупному ответить за свой не в меру острый язык.
Встретившись с Корнем в интимной обстановке, Каблучкова настойчиво угощала гостя, внимательно следила за тем, чтобы не пустел его стакан (другой посуды он не признавал) и долго крутила вокруг да около, не решаясь приступить к разговору, который мог обернуться по-всякому.
Расчувствовавшийся от нежного обхождения «авторитет», видя нерешительность хозяйки, решил помочь ей и добродушно проворчал:
— Ладно, вываливай свои проблемы.
— Но выслушав обтекаемо-сбивчивую речь «заказчицы», он просто офонарел. Зная Женьку, можно было ожидать каких угодно предложений: подломить склад у кого-нибудь из богатеньких партнеров, вычистить хату у ее ближайшей подруги, припугнуть несговорчивого конкурента… но заказ на «мокруху»!
По отживавшим свой век воровским «понятиям», убивать за деньги — низость и позор. Не говоря о том, что связываться с бабой в таком деле — просто глупость.
Корень уже стал прикидывать, как повернуть разговор, чтобы не просто послать Женьку куда подальше, но и раскрутить беспредельщицу на кругленькую сумму под угрозой вынесения вопроса на обсуждение широкой уголовной общественности.
И вдруг прозвучало:
— Сто тысяч.
— … Сколько?
— Пятьдесят прямо сейчас. Пятьдесят после «работы».
Это было не просто серьезно. От этого было невозможно отказаться.
Нет, речь шла не о начинавших широкое хождение баксах. Но на момент этого исторического разговора среднемесячная зарплата рядового колымчанина только-только подкрадывалась к отметке в тысячу рублей.
Костя попыхтел, поерзал, почесывая в затылке, хряпнул еще один полный до краев стакан водки и просипел:
— Заметано. Сколько мне сроку? Дело серьезное, его надо чисто сделать.
— Чем быстрей, тем лучше.
— Можно и быстро. Давай бабки и готовь остальные.
Когда, неловко распихав пачки полученного аванса по карманам куртки, кряжистый, с виду неуклюжий Корень вывалился из Женькиной квартиры, хозяйка апартаментов упала на свой роскошный диван, впилась ярко накрашенными длинными ногтями в кожаную обивку и ее судорожно искривленные губы выдавили:
— Все, конец тебе, сука.
Но через час, прикончив в одиночестве бутылку любимого «Амаретто», Женька уже лежала на диване в лирическом настроении, обдумывая те загадочные фразы, которыми она повергнет в шок городскую публику. Нужно было решить: как, не подставившись ментам, довести до всеобщего сведения, что значит — связываться с грозной Каблучковой.
Корень, в не менее радужном настроении, потопал в сторону ресторана «Магадан», где сейчас наверняка отдыхали «братки». За последнее время он многим задолжал и, как человек порядочный, решил, во-первых, со всеми рассчитаться, а во-вторых, «оторваться» за последние недели вынужденно скромной жизни.
Братва встретила его радостными возгласами и одобрительно загудела, когда Корень стал небрежно отщипывать куски от пачек купюр и со словами благодарности раздавать тем, кто выручал его в трудные минуты «ломки» или похмелья. По завершении этой веселой процедуры, гулянка развернулась на полную катушку, поскольку многие неожиданно оказались при свежих деньгах, да и сам Костя бабок не жалел.
Ко второму часу ночи народ уже дошел до кондиции и начал потихоньку расползаться по интересам: кто — «ширнуться» в притон, кто — в казино, а кто — к девкам или просто спать. Корень, улучив момент, когда Фикса вышел покурить в фойе, подошел с сигаретой и, наклонившись к его зажигалке, тихонько проговорил:
— Дело есть. Никому не трепись. Уйдешь через десять минут после меня. Возьмешь тачку. Встретимся в Нагаево, возле старых подлодок. Аккуратно, смотри. А то стукачи быстро сообразят, что к чему и «шестерка» на хвост сядет.
Катала обрадовался. У него тоже в последнее время с финансами было не густо. А Корень, видно, надыбал какую-то золотую жилу и подыскивал подельников.
На берегу моря, возле проржавевшей туши выброшенной на берег подводной лодки, стоял пьяный в умат Фикса и внимательно следил, чтобы его не менее пьяная струя попадала на обтекаемый бок субмарины, а не на пижонские остроносые туфли. Рядом, с чувственными вздохами и одышливым похрипыванием, облегчался Корень.
— Ну ты, братила, круто сегодня выдал! — Фиксу, как и всех участников пьянки, томило невыносимое любопытство: с каких таких дел у вчера еще побиравшегося собутыльника завелись шальные и явно немалые деньги. Но задать вопрос впрямую не рискнул никто. Такие вопросы не просто неприличны. При определенных обстоятельствах они могут значительно сократить жизнь любознательного «братка». И самое обидное, что донести полученный ответ до чутких милицейских ушей может совсем другой человек, или еще более чуткая оперативная техника. Но запоминается тот, кто много спрашивает.
— А хочешь знать, с чего я так наварился?
— Меня чужие дела не интересуют! — Фикса напрягся: такая откровенность могла вести к конкретному предложению, а могла — и к неприятностям..
— А зря, жмурик ты мой.
— Ну у тебя и шуточки, — похолодев, изобразил обиду катала — ты хоть человек и авторитетный, но…
— Какие шуточки? Мне Каблучкова проплатила, чтобы я тебя завалил.
— Что? — струйка прыгнула и все-таки попала куда не следует. Фикса матюгнулся, поспешно завершил процесс и повернулся к собеседнику.
Тот, насмешливо сощурив хитрые глазки — буравчики, рассматривал побледневшего «жмурика».
— Меньше языком трепать надо. За базар рано или поздно все равно отвечать придется. Вот
