Анатолий Тарасов, заслуженный тренер СССР. Уроки Аркадьева
Когда я вернулся в ЦДКА, тренером футбольной команды армейцев работал Борис Андреевич Аркадьев, человек весьма самобытный, крупнейший специалист, тонкий знаток спорта.
Аркадьев внес огромный вклад в развитие отечественного футбола, в теорию и практику игры. По моему глубочайшему убеждению, Борис Андреевич – тренер номер один в истории советского футбола. Он умеет по-своему разговаривать с людьми, по-своему учить искусству игры, по-своему строить тренировки, по- своему, наконец, понимать суть футбола, глубинные процессы, определяющие развитие популярнейшей в мире игры. Понимать творчески, неповторимо.
Не было, кажется мне, в нашем футболе лучшего дегустатора – специалиста, который бы столь же безошибочно определял истинную ценность новых веяний, тенденций и столь же редко ошибался в оценке футболиста. Он, правда, мог иногда неправильно предугадать характер молодого человека, степень его увлеченности спортом, часто в розовом свете видел отношение парня к команде, к товарищам, к футболу.
Борис Андреевич мог, пожалуй, ошибаться в людях, но спортивные задатки он видел, распознавал безукоризненно.
Наша небольшая партийная группа выбрала меня парторгом, и потому я получил возможность быть все время рядом с Борисом Андреевичем. Я помогал ему по возможности, но главное – учился у него.
Первым моим наставником в спорте был Михаил Давыдович Товаровский. Вторым учителем, учителем- практиком, стал, по существу, Аркадьев. И если я добился каких-то успехов как тренер, если удалось мне вырастить плеяду чемпионов мира, Европы, олимпийских игр, стать тренером, возглавляющим самый сильный на континенте хоккейный клуб, если поручали мне работу с национальной сборной страны, то всем этим я в первую очередь обязан М. Д. Товаровскому и Б. А. Аркадьеву.
Учиться у Бориса Андреевича было интересно, увлекательно и в то же время непросто. Копировать его невозможно. Немыслимо. Нельзя повторить оригинальнейшую личность.
У Аркадьева был недостаток, и я вспоминаю о нем не с целью, естественно, обнародовать ахиллесову пяту великого тренера, а для того, чтобы показать, что все спортивные педагоги, даже великие, сделаны из одного материала и у каждого есть не только сильные, но и слабые стороны. Правда, недостатка этого почти никто из игроков не замечал. Но для будущего тренера, жаждущего познать секреты учителя, было крайне важно все, что связано с опытом метра.
Как-то я сказал Аркадьеву, что давно мечтаю посмотреть его конспекты, планы тренировок, – я и не скрывал, что мне безумно хотелось проникнуть в тайную тайных его творческой лаборатории: уж слишком оригинальны, увлекательны и всегда интересны были его «уроки», и, как правило, каждая тренировка содержала что-то новое. Кроме того, я хотел попробовать спланировать партийную работу в соответствии с общим планом наших учебных занятий, как-то скоординировать свои усилия с деятельностью тренера, чтобы лучше помогать ему.
Борис Андреевич показал на свой висок:
– Вот мои планы и конспекты.
Аркадьев работал не по бумажкам, а по вдохновению. Вряд ли я ошибусь, предположив, что, выходя из нашей раздевалки, он еще не знал порой, как построить занятие: до футбольного поля в Сокольниках, где в то время тренировались армейцы, было метров сто, и пока он неторопливо проходил этот путь, продумывалось содержание урока.
Но… Сомнения не покидают меня до сих пор. А может быть, эта черта Аркадьева и не такой уж большой недостаток? Ведь и я потом не раз за свой четвертьвековой опыт работы тренером ловил себя на том, что составленный мною заранее урок порой менее интересен и менее продуктивен, чем урок импровизированный.
Работая с нашей командой, Борис Андреевич находил свежие и необычные тренировочные упражнения. Именно он, кстати, нашел для нашего футбола систему «квадратов».
Борис Андреевич придавал большое значение атлетизму. Он выжимал из нас много пота, и поколение Федотова, Боброва, Гринина, Никанорова, Кочеткова вечно благодарно своему учителю за умение трудиться, искать, за любовь к футболу.
Однако выше всего я ценю педагогический дар нашего наставника. Разговаривая с нами, он находил необыкновенно точные, весомые, яркие слова, чтобы пояснить, разукрасить, раскрыть предложенные им тренировочные упражнения.
На занятиях Аркадьева всегда была хорошая, деловая обстановка.
Сам наш наставник, уже немолодой, трудился в поте лица. Он даже немножко гордился, что умеет точно и сильно передавать мяч «щечкой», он отлично подрезал мяч, превосходно бил одиннадцатиметровые, показывал сложные гимнастические упражнения, и все это увлекало его знаменитых подопечных. Борис Андреевич мог посмеяться, зло посмеяться над спортсменом, который не выполняет его указания. Но сам он, как мне казалось, расстраивался, когда ему приходилось ругать спортсменов за нерадивость.
Будучи футболистом менее одаренным, чем многие мои партнеры, я старался компенсировать недостатки таланта своим трудолюбием, раньше других приходил на тренировку, раньше других начинал разминку.
К сожалению, случались в истории футбольной команды ЦДКА тех лет и такие дни, когда выделиться серьезным отношением к делу не составляло особого труда.
Однажды команда выиграла Кубок СССР и после финала долго праздновала победу.
Я пришел на очередную тренировку, вскоре появился Аркадьев. Нас было двое, мы ждали остальных, и, опечаленный происходящим, Борис Андреевич начал расспрашивать меня, почему популярные и искусные мастера столь легкомысленно относятся к своему долгу, к команде, к самим себе, наконец. Он работал в трудное время, после войны, в команде не было конкуренции, и иные гроссмейстеры футбола чувствовали себя незаменимыми.
Но у меня нет морального права критиковать Бориса Андреевича. И я, к сожалению, порой бессилен. И я терзаюсь в догадках, не могу понять, почему умные люди и умные спортсмены так слабосильны, так безжалостны к себе. Почему не могут они заставить себя соблюдать строжайший спортивный режим, отказаться навсегда от спиртного, от курения, почему укорачивают свой спортивный век? Я думал, думаю о нарушителях спортивного режима. Убежден, что жестокое отношение к ним – вынужденная необходимость.
Мне обидно, жаль, что наш футбол меньше, чем можно было, использовал талант Аркадьева. Ведь он, повторяю, крупнейший знаток не только отечественного, но и мирового футбола. По его книге о тактике. игры учились многие поколения спортсменов и тренеров.
Хотел бы напомнить, что идея игры с тремя хавбеками родилась не за морями-океанами, а в команде ЦДКА в послевоенные годы, но Аркадьев, к сожалению, не сумел убедить футболистов, что возможность играть – играть по-новому – нужна не ему, а им. Впрочем, это была весьма трудная задача – ведь команда Аркадьева и так, при прежних тактических построениях, побеждала своих соперников.
Борис Андреевич интересно спорил. Он никогда не повышал голоса, не раздражался, он как бы рассуждал вслух, приглашая к совместному спокойному и неторопливому, обстоятельному размышлению. Убеждал так, что, не соглашаясь с ним сейчас, вы все равно понимали потом, что он прав.
В принципиальных суждениях Борис Андреевич непреклонен, и никакое начальство не может заставить его изменить свои взгляды. Он с тактом, но твердо отстаивает свои принципы, и его собеседники различного ранга, руководящие спортом, отлично понимают, что он лучше всех знает свое дело.
Аркадьев прекрасно, насколько я могу судить, разбирается в литературе, живописи, музыке.
Говорят, что не так сложно написать первую книгу, значительно сложнее работать над следующей. Я согласен с этим утверждением. Хочу добавить только, что тренерский мой опыт позволяет мне провести известную, хотя и осторожную, параллель между литературой и спортом. Первая книга далась мне легче, чем вторая, пятая или десятая. С каждым годом я все лучше понимаю, что писать трудно, невероятно трудно.
Но и работать с командой второй, пятый и тем более десятый год труднее, чем в год своего знакомства с новым коллективом. Это великое искусство – не потеряться, все время придумывать что-то новое, что еще
