Сауле затрясло от волнения: похоже, она осталась со своими проблемами один на один. Придется брать себя в руки и играть роль образцовой секретарши до конца.
Если получится.
Сауле судорожно вздохнула: и ладно, лишь бы с Татьяной ничего страшного не случилось!
Просто на всякий случай она снова позвонила на сотовый и едва не всхлипнула от облегчения, услышав раздраженный голос подруги:
— Чего тебе вдруг приспичило обрывать телефон с утра пораньше?
— Почему «с утра пораньше»? Почти одиннадцать.
— Саулешка, мне некогда, быстро говори, чего надо? Сауле отстранила грозно рыкнувшую трубку подальше от уха и неуверенно пробормотала:
— У меня форс-мажорные обстоятельства.
— У тебя… чего? Что за бред?!
— Вовсе не бред, а ты вчера обещала…
— Что я тебе вчера обещала?!
— Подстраховать, — почти твердо произнесла Сауле. Татьяна громко засопела в трубку. Сауле моргнула: ей показалось, что совсем рядом гавкнула собака.
— Уже умираю от любопытства. И что у тебя за форсмажорные обстоятельства? — недобро поинтересовалась Татьяна.
— Совещание в два часа, вот что у меня! Будут заказчики и хозяин фирмы! Я должна принести им чай с конфетами и улыбаться при этом искательно, а я не смогу, поняла?! — закричала Сауле. — Только не вздумай заявить, что все это пустяки, у меня с самого утра руки трясутся и спина мокрая!
— На мой взгляд, действительно пустяки, — фыркнула Татьяна. — Работа официантки, всего лишь.
— Вот ты и выполни ее!
— Я?!
— Да, ты!
— И как ты себе это представляешь?
— Очень просто! Ты окажешься вместо меня в приемной, а Векшегонову скажешь: я пошла к стоматологу с острой болью, и ты меня подменяешь. Думаю — нет, уверена! — он лишь обрадуется!
— Не ори, — мрачно сказала Татьяна.
— Я не специально. Просто нервничаю. Лучше скажи, когда придешь?
— Я?!
— Что ты заладила «я» да «я»? Не папа же римский?!
— Опять орешь.
— Не ору, просто повысила голос.
— Хрен редьки не слаще!
— Когда тебя ждать? Я должна где-то за час уйти, чтобы случайно с Векшегоновым не столкнуться. Или с Колывановым, правда, я его в лицо не знаю… — Сауле нервно хихикнула. — Представляешь, хозяин фирмы — мой однофамилец, как и ты, весело, да? Я смотрю, Колывановы в этом городе через одного!
Татьяна молчала. Сауле встряхнула трубку, вдруг показалось, что их разъединили.
— Тань, — неуверенно окликнула она.
— Я не приду, — угрюмо буркнула подруга. — Не могу.
— Что?!
— Оглохла, что ли? — разозлилась Татьяна. — Не могу я, поняла?
— Что-то случилось? — испуганно прошептала Сауле, только сейчас вспомнив, что подруга зачем-то отпросилась с работы. Да и где она, если не дома?
— Угадала.
— Ты в больнице?! — ахнула Сауле.
— Здрасте, приехали, — возмутилась подруга. — Чего я там забыла?
— Тогда… в милиции? — еле слышно выдохнула Сауле, зачем-то оглядываясь, будто ее могли подслушать.
— Ага, сижу в обезьяннике, песни с алкашами кричу, — хмуро хохотнула Татьяна. И насмешливо констатировала: — Ты там со своим совещанием совсем с ума сошла!
— Значит, ты здорова, не в больнице и не в милиции, — холодно произнесла Сауле, — но помочь не хочешь?
— Не то чтобы не хочу, — неопределенно протянула Татьяна. — Скорее, не могу. Во-первых, я не одна.
— А с кем?
— Помнишь голохвостого монстра на кривых лапах?
Кто-то там возмущенно запротестовал. Кто-то грозно рыкнул.
Сауле едва трубку не уронила. Переложила телефон в другую руку и изумленно выдохнула:
— С тобой… Лизавета?
— Точно, — неохотно признала Татьяна. — И мы с ней только что сняли однокомнатную квартиру у моей… э-э… коллеги. Она месяц назад замуж вышла, Наташка Смагина, ты ее видела.
— Черненькая такая, с длинным носом, — прошептала Сауле. — Помню.
— Сама знаешь, я уже год собираюсь от родителей съехать, не маленькая, давно пора самостоятельно жить. А тут квартира на блюдечке с голубой каемочкой, всего за три тысячи, по знакомству, так сказать, глупо упускать шанс…
— А… Лизавета?
— Ну, так вышло, — зло фыркнула Татьяна. — Я не хотела, честное слово, она, впрочем, тоже не прыгает от радости…
— И Кеша с вами? — убито спросила Сауле.
— А куда этого саблезубого? В детский дом Лизавету с псом не берут, расстаться с ним она не желает — обещала сбежать при первой возможности, — так что единственный выход для них — пожить со мной.
— Но как же…
— Если не убьем друг друга в ближайшую неделю-две, на радостях оформлю опекунство, — уныло сказала подруга. — Не сможем притереться… вот тогда и будем думать!
— Ну ты даешь, — только и смогла выдохнуть потрясенная Сауле. — Утром расстались, и столько событий…
— Самой не верится, — угрюмо согласилась Татьяна. — Все хочется себя за руку ущипнуть и проснуться.
— Ты — сумасшедшая, — убежденно сказала Сауле.
— Вовсе нет. Просто у меня не было выбора.
— Выбор есть всегда!
— Есть. И в то же время его нет, — мрачно усмехнулась Татьяна. — Знаешь, порой выбор настолько похож на его отсутствие… вот как сегодня утром! Или считаешь: я должна была уйти, а Лизавету пусть за косы волокут в детский дом? Да, чуть не забыла: саблезубого предлагали просто пристрелить. Или усыпить. Как-то не поняла, что лучше… или хуже?
— Ясно: выбор есть. И его нет, — хмыкнула Сауле. — После того, как он сделан.
— Ш-шутница!
Подруги помолчали. Сауле безнадежно прошептала:
— Неужели Лизавету нельзя на пару часов одну оставить, она такая самостоятельная девочка…
— Ты снова о своем? — грозно поинтересовалась Татьяна.
— Мне просто страшно, — тоскливо призналась Сауле.
— Господи, да не съедят тебя!
— Будто не понимаю. Думаешь, я себе этого не говорила?
— Трусиха!
— Пусть.
