апельсин и гневно выпалила:
— Я не крошка! А ты просто хам, настоящее быдло, раз позволяешь себе так разговаривать с собственным отцом!
Раскрасневшееся личико Василисы оказалось слишком близко, Кирилл едва не утонул в огромных светлых глазах, опушенных густыми рыжеватыми ресницами. На него так знакомо пахнуло лесом, солнцем, летом…
— Дядя Женя вышел от тебя еле живой, я видела! — обвиняюще крикнула Василиса, глядя в упор.
— Но он… подлец, — вяло пробормотал Кирилл. У него пропало все желание спорить, даже поддразнивать забавную девчонку. И злиться на нее — ведь лезла явно не в свое дело! — не осталось сил. Зато мучительно хотелось протянуть руку и коснуться пальцем нежной щеки… Проклятая капельница!
— Он не подлец. — В глазах Василисы растаяли последние крупинки коричневого, они нестерпимо полыхнули жаром расплавленного золота. — Он… замечательный!
— Считаешь? — прохрипел Кирилл, плохо понимая, что говорит.
— Он добрый!
— О да.
— Он очень, просто очень добрый! Василиса в сердцах ткнула кулаком в постель, Кирилл едва сдержался, до того сильной болью отозвались поврежденные мышцы. Зато мгновенно пришел в себя и холодно сказал:
— Знаешь, малышка, ты зря разоряешься…
— Я вам…
— Знаю-знаю, ты Василиса и почти взрослая…
— Не почти!
— …тебе скоро восемнадцать, и ты уже студентка самого настоящего питерского вуза…
— Вот именно!
— И все же ты зря суешь свой веснушчатый носик…
— Неправда, он не веснушчатый!
— …в дела взрослых.?!
— Мой папенька та еще скотина, поверь…
— Да как вы смеете…
— Смею, малышка.
— …называть его…
— Хорошо, не скотина, просто подонок, тебя это устроит?
Василиса в сердцах бросила в угол только что поднятый апельсин. Села на корточки у постели и ледяным тоном произнесла:
— Я требую объяснений!
— Может, не надо?
— Почему это?!
— Не хочется лишать тебя иллюзий, — хмуро усмехнулся Кирилл. — Все-таки родной дядька, к тебе относится неплохо, ты живешь в его доме…
— Мое отношение к дяде Жене не изменится, не волнуйся. — Василиса смотрела почти с ненавистью. — И учти, я не поверю ни одному твоему слову, так что можешь особо не стараться врать…
— Хорошая девочка…
— Я просто знаю, что дядя Женя — хороший!
— Мне молчать?
— Нет!
— Тогда слушай, только запомни — мы говорим на эту тему в первый и последний раз!
В голосе Кирилла прозвучала такая ярость, что Василиса не нашлась с ответом и только кивнула, соглашаясь.
— Твой драгоценный дядя когда-то был сопливым самоуверенным юнцом, надеюсь, в этом ты не сомневаешься? Не считаешь, что он появился на свет сорокалетним, в костюме и при галстуке?
— Это еще не преступление!
— Правильно, не преступление. Мы все проходим через милый пубертатный возраст, цепенея у зеркала при виде угрей и мечтая кто о сексе, а кто и о неземной любви…
Василиса промолчала, стиснув зубы — понятно, что бессовестный Рокотов считает — она в свои пятнадцать мечтала как раз о неземной любви. А он, понятно, о сексе всего лишь. И с бессильной злостью подумала: зато у нее никогда не было угрей!
— Только не каждый из нас холодно использует неопытную чистую девчонку из провинции — семнадцатилетнюю, заметь! — а потом благополучно бросает ее на произвол судьбы. Вместе с ребенком. Причем в то время, когда прослыть матерью-одиночкой считалось настоящим позором…
— Ты все врешь!
— Не вру. Моя мать была влюблена в этого подонка, — Кирилл нехорошо улыбнулся, — как кошка. И прощала все, даже предательство простила, как ни дико…
— Но…
— Она и сейчас его любит, представляешь? — Кирилл горько хмыкнул. — Колядин наплевал на нее, наплевал на ребенка, жил в Питере, напрочь не помня о ней или обо мне, и правильно — к чему забивать себе голову глупостями? А она… она пахала за троих мужиков, чтобы вырастить меня! Старела, работая на износ, мечтала о квартире в Питере и накопила-таки на нее, все для сыночка единственного старалась, и… — Кирилл скривился и словно выплюнул, — чтобы оказаться поближе к этому типу!
Василиса робко прошептала:
— С чего ты взял, что дядя Женя о вас не помнил?
— А он в это время делал карьеру. Обзавелся другой семьей, и уж твоя тетя Катя и его законные детки ни в чем не знали отказа, не сомневайся! Им не приходилось сидеть на макаронах или перловой каше на воде, у них все было, мой так называемый папенька вполне достойно зарабатывал…
— Хочешь сказать, что дядя Женя вам совсем не помогал?! — возмутилась Василиса.
— Угадала. Именно это и хочу сказать.
— Не может быть! Он знаешь какой щедрый!
— Догадываюсь. Позже, когда мы переехали в Питер, он, наверное, и моей матери кое-что подбрасывал с барского плеча. Иначе с чего бы ему — пусть изредка! — показываться в нашем доме и изображать любящего и заботливого папеньку…
— Вот видишь!
— Давал копейки, это я уточняю для непонимающих, — устало буркнул Кирилл.
— С чего ты взял? Дядя Женя — обеспеченный человек…
— Знаешь, малышка, я с самого детства слышал от матери одну песню — лишних денег в доме нет. И на трех работах мать не крутилась бы, упади на ее плечи денежный дождь…
— Неправда!
— Да, конечно.
— Ты просто что-то не понял!
— Естественно, где уж нам…
— Дядя Женя тебя любит, я видела его лицо, когда он вышел из палаты!
— Любит, кто бы сомневался. Вот только появился лишь сегодня, а мать — сто процентов! — сразу же сообщила ему, что я в больнице.
— Он приходил!
— Да, я его видел. Только что. Как и ты.
— Он и раньше приходил! — Василиса смотрела негодующе.
— Ну да, приходил. Интересно, почем нынче плащи-невидимки?
— Лидия Николаевна сказала — он каждый день заходил к твоему лечащему врачу!
— А до моей палаты его ноги не доносили.
