своего образования, и с усердием, будто готовился к лекции в медресе, взялся за доклад о болезни, поражающей низ живота. Настоящий Лицей — в древних Афинах — был той школой, где преподавал сам Аристотель. Роб не Аристотель, но он воспитанник Ибн Сины и сумеет показать этим лондонским лекарям, каким должен быть доклад на темы врачевания болезней.
Интерес у них, конечно, был. Ведь любому из собравшихся в Лицее случалось терять пациентов, которые страдали от бо-ли в правой нижней части живота. Но встретили они доклад дружными насмешками.
— Червячок? — посмеивался косоглазый лекарь по имени Сарджент. — Маленький розовенький червячок в животе?
— Червеобразный отросток, мастер, — сухо ответил Роб. — Он прикрепляется к слепой кишке. И может загноиться.
— Но на рисунках Галена мы не видим никакого червеобразного отростка на слепой кишке, — сказал Драйфилд. — Цельс, Разес, Аристотель, Диоскорид — кто из них писал о таком отростке?
— Ни один не писал. Из чего не следует, что такого отростка в этом месте не существует.
— Вам случалось препарировать свинью, мастер Коль?
— Случалось.
— Ну, тогда вы должны знать, что внутренности свиньи подобны человеческим. Замечали ль вы когда-нибудь у свиньи розовый отросток на слепой кишке?
— Да то была маленькая розовая колбаска, мастер! — воскликнул какой-то остроумец, и все присутствующие расхохотались.
— Внутреннее строение свиньи представляется таким же, как у человека, — терпеливо сказал Роб. — Однако же есть и некоторые незначительные отличия. К числу таковых относится и маленький отросток, наблюдаемый на слепой кишке человека. — Он развернул свой рисунок Прозрачного Человека и железными гвоздями прикрепил его к стене. — Вот о чем я говорю. Здесь этот отросток изображен на ранней стадии воспаления.
— Предположим, что болезнь, поражающая низ живота, вызвана именно теми причинами, о которых вы толкуете, — сказал один лекарь с сильным датским акцентом. — Какое же лечение вы предлагаете?
— Я не знаю средства против этой болезни.
Послышались возмущенные возгласы.
— Но тогда какая разница — знаем мы природу заболевания или не знаем?
Его поддержали выкриками и другие, в своей единодушной неприязни к новичку позабыв о том, как сильно не любят англичане датчан.
— Медицина подобна медленному возведению здания, — сказал им Роб. — Благословен тот из нас, кто сумеет добавить в него хотя бы один кирпичик. Коль уж мы способны объяснить природу болезни, то некто, пока еще не родившийся, сможет отыскать и способ ее лечения.
Послышался новый ропот возмущения. Все столпились у стены, рассматривая Прозрачного Человека.
— Это вы рисовали, мастер Коль? — спросил Драйфилд, заметивший подпись.
— Отличная работа, — заметил председатель. — Что послужило вам моделью?
— Мужчина, у которого был разорван живот.
— Следовательно, вы видели лишь один подобный отросток, — сказал Ханн. — Несомненно, голос Всевышнего, возвестивший вам о
Эта реплика вызвала новый взрыв смеха, и Роб позволил себе дать отповедь:
— Я действительно полагаю, что отросток слепой кишки
— Ну, скажем... у... четырех?
— Не менее чем у шести человек.
Теперь они уставились не на рисунок, а на самого Роба.
— Полдюжины, мастер Коль? Как же вам удалось заглянуть внутрь шести человек? — спросил его Драйфилд.
— У некоторых животы оказались распороты вследствие несчастных случаев, другие стали жертвами боевых стычек или поножовщины. Отнюдь не все они были моими пациентами, а сами эти случаи встречались мне на протяжении длительного времени. — Роб сам почувствовал, как нелепо это звучит.
— Не только мужчины, но и женщины? — уточнил Драйфилд.
— В их числе были и женщины, — неохотно ответил Роб.
— Хм-м-м, — протянул председатель, ясно давая понять, что считает Роба лжецом.
— А женщины пострадали, надо полагать, на поединках? — бархатным голосом осведомился Ханн, и на этот раз от смеха не удержался даже Руфус. — Мне это, право же, представляется чудесным совпадением, что вам удалось заглянуть во внутренности столь большого числа людей, — продолжал Ханн. Роб увидел, какой свирепой радостью загорелись глаза противника, и понял, что решение прочитать лекцию в Лицее было ошибочным с самого начала.
Джулии Свейн не удалось избежать вод Темзы. В последний день февраля на рассвете более двух тысяч человек собрались полюбоваться и порадоваться тому, как ее зашивают в мешок вместе с петухом, змеей и большим камнем, а затем бросают в глубокий пруд в Сент-Джайлсе.
Роб не пошел смотреть утопление. Вместо этого он отправился на причал Бостока — узнать, что стало с тем невольником, которому он ампутировал ступню. Человека этого нигде было не видно, а нелюбезный надсмотрщик лишь сообщил, что раба услали из Лондона в другое место. Роб весьма опасался за него, понимая, что сама жизнь раба всегда зависит от того, способен ли он трудиться. На пристани он увидел и другого раба, спина которого была исполосована плетью до крови, и следы ударов глубоко отпечатались на теле. Вернувшись к себе, Роб приготовил целебную мазь из козьего жира, свиного сала, растительного масла, ладана и окиси меди. Потом снова пошел на причал и смазал лекарством воспаленную спину раба.
— Эй, что тут, черт возьми, происходит?
На них стремительно надвигался надзиратель, и раб убежал прочь, хотя Роб еще не закончил обрабатывать его раны.
— Этот причал принадлежит мастеру Бостоку. Ему известно, что вы здесь?
— Вот это совершенно не важно.
Надзиратель сверкнул глазами, но дальше спорить не посмел, а Роб рад был убраться с причала Бостока без дальнейших неприятностей.
К нему приходили и денежные пациенты. Одну бледную даму, беспрерывно рыдавшую, он вылечил от поноса, давая ей кипяченое коровье молоко. Обратился к нему один процветающий корабел — куртка у него промокла от крови, потому что на запястье была глубокая рана и кисть наполовину отделилась от предплечья. Человек этот охотно признал, что сам поранился ножом — находясь изрядно под хмельком, пытался было свести счеты с жизнью.
Он едва и не расстался с нею, остановившись у самой кости. Проводя вскрытия в морге маристана, Роб выяснил, что артерия в запястье проходит как раз возле костл. Будь порез на волосок глубже, этот человек вполне удовлетворил бы свое пьяное желание умереть. Но ограничилось все тем, что он перерезал сухожилия, направлявшие движения большого и указательного пальцев. Роб зашил и перевязал рану, но эти пальцы остались неподвижными и нечувствительными.
— Смогу ли я снова двигать ими?
— Это уж как Бог положит. Вы неплохо поработали; если попробуете снова, думаю, вы себя убьете. А из этого следует: хотите жить, оставьте крепкие напитки.
Роб опасался, что этот человек может повторить свою попытку.
Стоявшее на дворе время года требовало запасов слабительного, ибо всю зиму люди были лишены зелени, а потому Роб приготовил настойку ревеня. Через неделю все его запасы вышли.
Лечил он человека, которого осел укусил в шею, вскрыл уйму чирьев, вправил вывихнутую кисть,
