— Слушай, Рик, как ты думаешь, когда вернется Хулио?
Рик медленно повернулся к Толстяку. Его левая нога по-прежнему дергалась.
— Ты знаешь не хуже меня, что он мертв.
Толстяк заерзал на диване, вновь рыгнул. Потянулся за сандвичем, но тарелка уже опустела. Хулио мертв? Или ловит на Береговой автостраде попутную машину?
— Э... я хочу сделать несколько сандвичей. Ты есть будешь?
Рик наблюдал, как Толстяк поднимается с дивана.
— Делай сандвичи, набивай живот. Здесь он нас не достанет.
Толстяк протопал на кухню, при свете двух свечей начал резать хлеб. Что творится с Риком? Он даже подумал, что Рик застрелит Хулио. Возьмет и застрелит. Он намазал ломти толстым слоем майонеза, открыл банку ветчины. При свете он бы выпотрошил «триумф», чтобы привести «шеви» в рабочее состояние. Правда, он и сейчас мог в темноте прокрасться на автостраду или вплавь добраться до следующей бухты к югу...
Толстяк застыл над банкой с ветчиной.
— Слышь, Рик, а я знаю, как этому Холстиду удалось пробраться сюда незамеченным. Он просто приплыл сюда из бухты, что примыкает с юга. Всего-то полмили...
— Заткнись! — рявкнул Рик. — Он проскользнул мимо Хулио и Чемпа, прямо по дороге. Эти трусливые тупицы...
Спасаясь от гнева Рика, Толстяк ретировался на кухню. Да, у Рика определенно поехала крыша. Он вновь занялся сандвичами. Если в у него был пистолет, как у Рика, он бы точно пошел к автостраде... Но тут он представил себе извилистую дорогу, усыпанную гравием, стоящие впритык деревья с толстыми стволами, за каждым из которых мог притаиться Холстид. Нет, пожалуй, к автостраде идти не стоит. А вот будь он сейчас на берегу, то мог бы уплыть отсюда. Правда, дверь заперта, а ключ у Рика. Разумеется, можно открыть окно, но...
Толстяк задумался. Туман скроет его как от Рика, так и от Холстида, если тот все еще бродит поблизости. Быстро открыть окно, сбежать к воде, выплыть из бухты. Отправиться в Мексику, где никто его не поймает... Старик по нему тосковать не будет, да и он обойдется без...
Толстяк влез на раковину, через плечо глянул в гостиную. С кресла-качалки Рик не мог видеть, что он делает. Толстяк рывком открыл окно. Холодный воздух ворвался на кухню, загасил одну свечу.
— Толстяк! Что ты там учудил, Толстяк?
Охваченный паникой, Толстяк сиганул в окно, покатился по земле. Его штаны лопнули на заднице по всей длине. Он вскочил и побежал. Вслед трижды выстрелил пистолет, но он уже несся вниз, надежно укрытый густым туманом. Отбежав на тридцать ярдов, Толстяк оглянулся. Рик закрывал окно. Он в безопасности!
От холодного тумана по коже побежали мурашки, ветер гулял в порванных штанах. Он потрусил к воде. Песок набился в ботинки, гниющие водоросли пахли йодом.
У кромки воды Толстяк остановился. Очень не хотелось ему плыть в темноту, где невидимые волны бились о скалы. Может, лучше подняться к автостраде и попытаться поймать попутку? Но по дороге туда его могла поджидать смерть!
Он скинул ботинки и носки, вздрогнул, когда голые ноги коснулись ледяного песка. Снял брюки, рубашку, оставшись в трусах и футболке. Одежду и ботинки свернул в узел, положил его на голову и закрепил ремнем, пропустив его под подбородком. Сухая одежда наверняка понадобится ему, когда он доплывет до южной бухты.
Толстяк не вошел в воду и по пояс, как от холода у него застучали зубы. Когда же вода достигла шеи, он не спеша поплыл, держа голову высоко над водой, чтобы не замочить одежду. Поначалу только шум волн, разбивающихся о скалы, указывал, где находится устье. Потом он начал различать буруны, переваливающие через черные скалы. Увлекаемый отливом, через несколько минут он уже доплыл до устья.
Теперь осторожнее, сказал он себе. Лишь бы не потащило на скалы...
Громадная волна отбросила его на черный гранит, не видимый в темноте, протащила спиной, раздирая кожу, по камням. Толкайся сильнее, приказал он себе, толкайся сильнее! От скал ему удалось отплыть, но уже без одежды: в какой-то момент узел соскочил с головы, только ремень остался на шее. Толстяк отбросил его в сторону.
Надо бы вернуться, подумал он, до южной бухты не доплыть.
Еще одна волна накрыла его, заставив наглотаться соленой воды. Он уже было повернул назад, но отлив буквально вынес его из устья в открытый океан.
Нечего паниковать, решил Толстяк, раз выплыл, надо добираться до берега...
И тут же отчаянно замахал руками, яростно борясь за жизнь, потому что скользкие щупальца ухватились за его ноги. Это же водоросли!
Уф! Всего лишь водоросли. Волна подняла его, освободив ноги. И все-таки страх не уходил. Под ним сто футов воды, лес водорослей, в котором водятся Бог знает какие чудовища.
Вновь водоросли облепили ему ноги, вновь он вырвался, и тут его тело свело судорогой. Словно гигантский кулак со всего маху врезался ему в живот, и каждая мышца отозвалась болью. Толстяк ушел под воду, вынырнул, но очередная волна накрыла его с головой.
Тело опять свело судорогой, в отчаянии он забарабанил по воде руками, но мышцы отказывались слушаться: Толстяк пошел ко дну.
Кровь, попавшая в воду из порезов на спине, привлекла из открытого океана акулу. Она кружила среди водорослей, осторожно плывя на запах крови. Кровь означала, что кто-то в беде, а следовательно, ей могло перепасть что-то съестное. Она не атаковала, несмотря на дурманящий запах крови. Акулы — хищники осторожные. Именно осторожность помогла им выжить, нисколько не изменившись за последние триста пятьдесят миллионов лет. В конце концов она, разумеется, приступила к трапезе.
Да кому они нужны, думал Рик, оставшись в коттедже один. Да, ему приходилось каждые несколько минут вставать с кресла, не выпуская пистолета из руки, проверять каждое окно. Но это лучше, чем еще тревожиться, кто предаст тебя следующим. Никакой верности, никакой силы поли, только лишние хлопоты. Если б они полностью поддерживали его с той ночи, когда они избили Рокуэлла, ничего бы и не случилось. И не его надо винить за то, что произошло с этим Рокуэллом.
Нет, все их беды начались с Паулы Холстид.
Взгляд его вновь остановился на предсмертной записке Паулы. Чертов Хулио! Если бы он не выудил эту записку из сумочки Дебби... если б не уговорил его отдать им Дебби... Он, Рик, не виноват в том, что с ней случилось. Абсолютно не виноват.
«Пожалуйста, пойми, я делаю это из-за непереносимого для меня лично...»
Этим все сказано. Для нее лично. Рик тут ни при чем. Нет, она влюбилась в Рика, когда увидела его второй раз. А потом кончила, благодаря Рику. Более ничего. Этот взгляд, полный отвращения к себе, который вроде бы ему запомнился... Да не было его. Она этого хотела. Именно с Риком. Он ее возбудил, как возбуждал Дебби, Мэри и... всех телок.
И все же, мысли его постоянно возвращались к Пауле Холстид, к записке, адресованной ею мужу. К Пауле, затем к нему. Ибо все кончилось Куртом Холстидом.
Рик снова проверил окна. Хорошо, что Холстид разделался с остальными. О, у него-то пистолет. Как только рассветет, он будет в полной безопасности, а остальные ему и не нужны. Чемп, на которого он полагался, как на себя, сломался первым. Прикинулся, будто преследует Холстида, а сам попытался сбежать.
Хулио, этот трусливый спик[14]. Тоже сбежал, зная, что он, Рик, не выстрелит ему в спину. Только Холстид ждал его в темноте.
И наконец, Толстяк. Решил смыться вплавь, заморочив ему голову россказнями о том, что Холстид добирался до коттеджа по воде. На что намекал Толстяк, черт бы его побрал? Если в они выставили часового на берегу, то заранее узнали бы о появлении Холстида? Получается, что Холстид перехитрил его, Рика? Бред какой-то. Ни один паршивый учитель не мог перехитрить Рика Дина. Возможно, он проскользнул к коттеджу лесом, мимо Хулио и Чемпа, но уж не...
Короче, Толстяк сбежал. Холстид наверняка прикончил и его. Для Рика оно и к лучшему. Все
