— Я никого не убивал! — пискнул подлый убийца, пытаясь вскочить со стула.
Абабас без труда и с явным удовольствием вдавил его обратно в сиденье.
Тут Фоббс заметил Круса и нахмурился. Детектив приветливо махнул рукой и сделал знак, чтобы шеф продолжал допрос, а сам пробрался вдоль стены и пристроился на свободном стуле вне поля зрения телекамеры. У его ног легла Изабелл.
— И наконец, Цезарь, — обвинительная речь Фоббса достигла апогея и теперь никто, даже Крус с его насмешливым взглядом, не мог остановить его, — у нас есть кадры…
Фоббс попытался открыть шкатулку, где он хранил наиболее ценные улики, но она, как обычно, оказала достойное сопротивление, и Фоббс отставил ее, чтобы проза жизни не принизила исторического значения момента:
— … у нас есть кадры, которые запечатлели ваш медальный профиль на Площади Воркующих Голубей и перед этим зданием незадолго до убийства, вернее, до убийств! И на всех кадрах, Цезарь, вы почему-то стыдливо прячетесь в тени телекамеры, из-за которой стрелял убийца, чтобы не попасть в поле зрения объектива! Вам этого недостаточно? Спасибо компании «Камера обскура», которая любезно собрала и передала в распоряжение полиции эти убийственные улики!…
Фоббс сделал медвежий реверанс в сторону оператора Зольдатта и усталый, опустошенный, но чертовски счастливый откинулся в кресле.
— Есть улики еще убийственней, — раздался спокойный голос Круса.
Все повернулись к нему. Стоящий спиной Зольдатт тут же развернул камеру. Не поднимаясь со стула, Крус пристально смотрел в объектив. Не поднимаясь с пола, туда же смотрела Изабелл.
— Есть улики еще убийственней, — повторил Крус, не спуская глаз с телекамеры. Он знал, что сейчас на него смотрит вся Гурарра, и он не мог поклясться, что ему это неприятно.
Собачье чутье подсказало Изабелл, что она не в кадре, и она не могла поклясться, что ей это приятно. Чтобы исправить ошибку оператора, собачонка поднялась на задние лапы, положив передние на колени Круса.
— Вместо того, чтобы позировать, ты лучше подумала бы о страховке, — шепнул ей детектив и медленно поднялся со стула.
Он подтянул перчатки и пружинистым шагом направился к столу шефа. Поравнявшись с камерой, Крус неожиданно нырнул под нее, в мгновение ока вынул из-под самого объектива какой-то продолговатый предмет и одним прыжком очутился у стола Фоббса.
— Господин Канатис! — позвал Крус оружейного мастера. — Узнаете тот пистолетный ствол, с которого вы делали насечки?
В кабинете воцарилась гробовая тишина, затем послышалось грозное рычание.
Изабелл прыгнула на оператора Зольдатта и повисла на его руке как раз в тот момент, когда он вставлял в отверстие под объективом другой пистолетный ствол. Через секунду Изабелл уже стояла перед Крусом с пистолетным стволом в зубах. Крус взял ствол и потрепал собачонку по загривку.
Раздался дикий хохот. Крус обернулся.
Это смеялся Зольдатт, сжимая в зубах кончик своего грязного воротничка.
— Контшил тело, куляй смело, — выдохнул он и замертво рухнул на пол.
Подождав, пока вынесут труп оператора, Крус вновь обратился к оружейному мастеру:
— Узнаете?
— Так точно, господин начальник, — живо ответил Канатис, польщенный тем, что его показания представляют такую ценность. — Только ствол узнаю, остальную музыку они, видать, потом приделали. Башковитые чертяки, господин начальник!
— А действует эта музыка таким образом… — сказал Крус.
Он подошел к телекамере, вставил капсулу на место и поискал глазами предмет, который мог бы послужить мишенью. Взгляд Круса остановился на статуе Фемиды с завязанными глазами, и он направил на нее объектив.
Раздался сухой хлопок, еще один, и на повязке, напротив глазниц богини правосудия, зазияли черные дыры.
— Порядок! — появляясь из-за камеры, весело сказал детектив. — Вот и прозрела наша Фемида, хотя бы на один глаз! Надеюсь, телерь ей будет легче установить в Гурарре закон и порядок!
— Увести! Всех увести! — прорычал Фоббс. Шеф вроде бы пришел в себя, но не совсем: кроме Цезаря, уводить было некого. Да и тот никак не мог оторваться от стула — ноги отказывались повиноваться неудавшемуся императору…
XVII
В кабинете остались Фоббс, Крус и Изабелл.
— Мы пойдем тоже, — кротко сказал Крус.
Шеф схватил его за руку:
— Погоди, детка, вначале расскажи все, что ты знаешь!
— То, что знаю, я уже показал, шеф. Правда, я хотел сделать это несколько раньше…
— Прости меня, детка!
— Бывает, — с ангельской улыбкой констатировал Крус.
— Но скажи, как ты догадался? Ведь за все это время ты ни разу не покидал своей виллы!
Небрежно опустившись на стул, на котором только что сидел Цезарь Грис, и сняв одну из перчаток, чтобы дать возможность Изабелл вылизать руку победителя — этот ритуал, в несколько измененной форме повторяющий известный поступок Понтия Пилата, всегда венчал крестовые походы, — Крус заговорил, снисходительно поглядывая на поникшего Фоббса:
— Мне незачем было выходить из дому, шеф, поскольку убийца постоянно находился в моем доме. Да, шеф, меня сразу насторожило то обстоятельство, что во всех случаях преступник стрелял из-за ближней камеры пистолетом ближнего боя и поражал жертвы с первого выстрела. Почему снайпер облюбовал себе такое неудобное оружие и еще более неудобное место — в гуще толпы? Ведь каким бы ловким стрелком он ни был, необходимо какое-то время на то, чтобы достать оружие, прицелиться, произвести выстрел и снова спрятать пистолет. Притом, чтобы никто из стоящих рядом ничего не заметил. Мне показалось это маловероятным, шеф. Я допускал, что пистолет усовершенствованной системы, что он совершенно бесшумный, хотя свидетели и говорили о каких-то хлопках, что убийца в совершенстве владеет оружием, что он хитер, смел и хладнокровен, и все-таки я не мог поверить в эту версию, шеф. Но траектории пуль неизбежно пересекались в непосредственной близости от ближней телекамеры, в центре толпы. И я подумал, что это весьма неудобное место для обычной стрельбы может стать самым удобным для необычной — для стреляющей камеры, шеф. А после убийства Мистикиса я был уже в этом уверен. У меня было такое чувство, что я стрелял в этого человека. Оставалось лишь проверить гипотезу, для чего я и затребовал все материалы, связанные с делом Цезаря. Проверка была несложной: я начертил на стене мишень по размеру экрана и спроецировал на нее все кадры, снятые в момент убийства. Все четыре смертельные раны очень кучно легли под яблочко, в девятку. Потом я сравнил эти кадры с остальными — до и после убийства — и убедился, шеф, что по резкости они чуть-чуть уступают им: сказалась небольшая отдача после выстрела… И наконец, оставалось найти то место, где мог быть вмонтирован бандитский обрез. Я порылся в справочнике и нашел его: сечение запасного клиссера идеально подходит для ствола «чао». Втулка клиссера незаменима и по другим причинам: она находится прямо под объективом, который может служить отличным оптическим прицелом. Да и разрядить стреляющую капсулу ничего не стоит — достаточно нажать кнопку. Вот и все, шеф.
Фоббс молчал, старательно промокая лысину заключением какой-то экспертизы. Увидев на его лбу рядом с пластырем чернильное пятно, Крус рассмеялся:
— Цезарь в застенке, но клеймение жертв продолжается!
Шеф провел рукой по лбу и, сообразив, в чем дело, горько усмехнулся:
— Поделом мне, старому хрычу! Опозорился на всю Гурарру! «Фоббс поймал неуловимого Цезаря!» Тьфу ты, черт!
— Отчего же? Цезарь Грис тоже из их компании. Правда, в качестве наказания ему вполне достаточно ночного электрогоршка.
Изабелл весело взвизгнула — ей нравился юмор Круса.
