Вступительная статья
Японская историческая наука, особенно ее прогрессивное крыло, переживает после окончания второй мировой войны большой расцвет. Этот расцвет связан с бурным подъемом общедемократического движения в стране. В результате некоторой демократизации политического строя Японии после войны с исторической науки сняты те путы и препоны, которые стопорили ее развитие в течение многих предшествующих десятилетий. Облегчена научная трактовка проблем древней истории, до 1945 года связанная необходимостью безоговорочного признания легендарного периода японской истории (божественного происхождения японской императорской династии и т. д.). Сняты запрещения с раскопок древних могил, которые находились в ведении министерства двора. Было облегчено проникновение в Японию передовых учений и идей, и прежде всего идей марксизма-ленинизма, которые получили широкое распространение и приобрели большое влияние во всех отраслях японских общественных наук.
Среди прогрессивных японских историков автор предлагаемого вниманию советского читателя труда Хани Горо, крупный передовой ученый, занимает весьма видное место. Хани Горю — автор многочисленных исследований по японской истории главным образом середины XIX века, кануна буржуазной революции 1868 года и самой революции и периода капитализма. Его труды по этой эпохе охватывают широкий круг вопросов — экономическую историю, гражданскую историю и историю культуры. Он является также автором ряда работ и по европейской истории (о Микеланджело и др.). Хани Горо является крупным общественным деятелем, членом Японского Совета мира и Всемирного Совета мира, участником Всемирных конгрессов мира и т. д. За свою научную и общественную деятельность в 30—40-х годах он подвергался полицейским репрессиям и долгое время сидел в тюрьме.
Труд Хани Горо «История японского народа» интересен для советского читатели во многих отношениях. За последние годы в Японии вышло немало общих трудов по истории страны с древнейших времен и до наших дней. В большинстве это многотомные труды коллектива ученых, но некоторые из них написаны одним автором (Нэдзу Масаси, Идзу Киме и др.). Авторы этих изданий, желая подчеркнуть существенное отличие своих трудов от старых работ японских авторов, обычно именуют эти труды следующим образом: «Новая работа по истории Японии» или «История Японии в новом освещении» и т. д. В этих новых трудах значительно больше места, чем в прежних, отводится социально-экономическому анализу, роли народных масс, крестьянским и городским восстаниям, рабочему движению; меньше пишут в этих работах о правителях из императорской династии или династий сегунов (военно-феодальные правители Японии в XII–XIX веках), что составляло основное содержание традиционной японской историографии до 1945 года.
Однако, насколько нам известно, не только до 1945 года, как об этом пишет Хани Горо в предисловии к своей книге, но и после 1945 года ни один из японских авторов не давал своей книге такого названия, какое дал Хани Горо, — «История японского народа». Это заглавие, а также предисловие автора показывают, что Хани Горо поставил своей целью полностью отойти от традиционной официозной японской историографии и противопоставить истории правителей и правящего класса историю парода, подлинного творца истории.
Небольшие размеры труда Хани Горо и популярная форма изложения лишили автора возможности с одинаковой тщательностью и подробностью осветить все разделы почти двухтысячелетней истории японского народа. В книге есть некоторые пробелы, толкование некоторых важнейших переломных событий японской истории не вполне удовлетворит советского читателя. Но при всех этих недочетах, на которых мы остановимся подробнее дальше, сама идея — воссоздание истории народа, а неправящих классов, — новизна этой идеи для японской исторической науки и в целом ее умелое осуществление заставляют считать труд Хани Горо заслуживающим внимания советского читателя.
В предисловии и первой главе профессор Хани Горо останавливается на том, что в Японии до 1945 года не было условий для свободного изучения истории страны. Вместе с тем он высказывает ту мысль, что такая свобода существовала еще в Древней Греции, а в новое время — в Европе и Америке и даже в гоминьдановском Китае после революции 1911 года. Эти слова автора надо, очевидно, понимать в том смысле, что в Японии не существовало даже той относительной свободы научного творчества в области истории, которая существовала в современных буржуазных государствах. Это обстоятельство предопределило некоторое отставание японской исторической науки, особенно в вопросах древней истории Японии. В этих вопросах свободное творчество японских историков было сковано запрещением ставить под сомнение и подвергать критическому анализу первые письменные памятники («Кодзики», «Нихонсёки»), на основе которых строилась официозная историческая традиция. Конечно, и в Японии было немало передовых ученых (фамилии некоторых из них приводит автор), которые, несмотря на эти запреты, создавали подлинно научные исследования. Однако их было сравнительно немного, а господствующая историческая школа, подавляющее большинство официозных дворянско-буржуазных историков строили свои работы на традиционных лженаучных началах.
Поэтому прав Хани Горо, когда пишет, что, как ни мало дают японские летописи и документы материалов о народе, о его положении и борьбе, все же в них можно найти более полное отражение всех этих вопросов, чем в работах японских историков более позднего времени, которые принадлежали к господствующим классам и мало интересовались историей народа. Прав также автор, когда основным, центральным вопросом всей истории, за исключением периода капитализма, считает борьбу крестьянства, крестьянские восстания, в изучении которых за последние 20–30 лет и особенно после второй мировой войны произошли серьезные сдвиги, но далеко еще не достаточные.
Книга Хани Горо отличается от других японских исторических работ и в трактовке некоторых важнейших спорных проблем истории японского государства.
Так, например, большинство японских историков считает[1], что Япония пережила стадию рабовладельческой формации и что она длилась до X–XI веков н. э., а некоторые считают, что даже до XII века. Поэтому и начало средневековья (феодализма) они датируют начиная с этого периода, иными словами, на 7–9 веков позднее, чем в Китае, и на 5–7 веков позднее, чем в Европе.
Хани Горо также выдвигает ряд доводов в защиту существования рабства в Японии как основной формы общественных отношении. Доводы его еще не могут служить достаточным обоснованием этого положения, тем более что в Японии, как и в России и среди древних германских племен[2], наряду с рабами существовала категория полусвободных, по численности значительно превышающая количество рабов. Именно эти полусвободные (бэмин) и свободные общинники играли в земледелии решающую роль, а рабы лишь второстепенную.
Однако вопрос о том, существовало или нет в Японии сложившееся рабовладельческое обществе, слишком сложен и спорен, чтобы его можно было разрешить в общей работе по японской истории, а тем более в краткой вступительной статье.
В некоторых местах главы о рабстве в древнем японском обществе Хани Горо формулирует свои положения так, что они существенно отличаются от общепринятых в Японии взглядов. «В Японии рабовладение переплеталось с крепостничеством, иначе говоря, Япония достигла полурабовладельческой- полукрепостнической стадии развития, от которой она перешла к феодально-крепостнической стадии». Но главное отличие трактовки Хани Горо периода древности и раннего средневековья обнаруживается в следующей главе, которая озаглавлена «Освобождение рабов. Реформа Тайка. Система крепостничества».
Как уже говорилось выше, японские историки доводят рабовладельческую формацию до X–XI веков или даже до XII века.
В отличие от них Хани Горо в большем соответствии с историческими данными и документами, в частности с кодексом Тай Хоре (701 год)[3], рассматривает реформу Тайка как установление государственной собственности на землю с прикреплением как свободных общинников, так и полусвободных (бэмип) к земле. Правда, Хани Горо не всегда четок и последователен в формулировках и поэтому, в частности, отделяет крепостничество от феодализма (гл. 4), видя отличие в том, что при крепостничестве еще сохраняется рабовладение как уклад, и считая, что феодализм является «чистым
