Ночи и дни

удивлением поняла, что расслабилась. Оказывается, она уже серьезно волновалась за этого человека, успевшего стать и ей хорошим приятелем.    Но и помимо этих дел, кроме работы в амбулатории -- забот оказалось выше головы.    Одной из самых серьезных, как ни странно для Саши, оказался 'Ёж'.    Именно так, с большой буквы и с такой интонацией, с какой обычно говорят нецензурные слова. Иногда ей казалось, что Тимофей и считает это слово ругательством. Но она не могла злиться на него, наоборот, смеялась каждый раз, слыша это обращение. Смеялась до тех пор, пока на себе не ощутила все прелести характера спасенного ими животного. О чем Тимофей, кстати, уже жалел и не раз мимоходом намекал, что природа не любит вмешательства.    За что Саша была ему благодарна, так это за то, что говорить об этом Тимофей начинал уже после того, как утешал и успокаивал ее. Потому как у этой, совершенно неблагодарной твари ( Саша убеждала себя, что не имела в виду ничего грубого, ведь даже в Писании это слово употреблялось), оказались слишком острые зубы. И Ёж не стеснялся демонстрировать это им обоим, кусая пальцы ног. А так как температура воздуха с каждым днем становилась все выше, у животного появлялось море возможностей. В конце концов, дошло до того, что Саша сначала внимательно осматривала двор, и только после этого осторожно выходила, уже не одергивая Дика, любящего погонять Ежа. Даже закрытые тапочки порой не спасали, он умудрялся цапнуть и через ткань. И она уже и сама задумывалась о том, что поступила опрометчиво. Ладно бы только Саше доставалось, больше всего же она переживала, когда Ёж кусал Тимофея. Опасалась, что тот будет сердиться на нее, ведь это Саша 'пригрела' такого подлеца. Однако Тимофей, даже кривясь от боли и высказывая улепетывающему ежику все, что думает о его поведении, ни словом, ни взглядом никогда не упрекнул ее. Это только больше покорило Сашу.    Кроме того, помимо проблем с 'диким' питомцем, Саша вдруг, совершенно неожиданно для себя, начала готовиться к Пасхе, посвятив всю субботу выпечке самых настоящих куличей. Хотя не планировала ничего подобного. Даже Тимофея подключила к готовке. И тот, честно признав, что ничего в этом не смыслит, все же взялся ей помогать. А началось все еще в пятницу ночью, с очередного, вовсе не приятного для обоих пробуждения...       В темноте сложно было рассмотреть ее черты, но Тимофей все равно всматривался, почему-то не в силах отвести глаза. Саша давно спала. А ему хотелось смотреть на нее. Хотелось запомнить и впитать в себя каждую черточку, каждое движение, каждый легкий вздох лежащей рядом женщины.    Ночи все еще оставались не самым любимым временем суток Тимофея, но все-таки, теперь он спал куда больше. Да и перестал ломать голову в поисках занятий, чтобы убить эти часы не думая о спиртном. С ней рядом ему было ... спокойней. Не в том смысле, что Саша облегчала его жизнь. Нет, совсем нет. Скорее, наоборот, за эти несколько недель Тимофей вдруг узнал, что способен на целую гамму чувств, среди которых был и страх, и опасения. А это не приносило облегчения. Даже, наоборот.    Иногда, например, он вдруг задумывался, а что заставляет Сашу быть с ним? Вроде бы понятно все -- два взрослых, свободных человека, которым ничто не мешает находиться вместе. Ведь вдвоем всегда легче и веселей, чем одному. Только почему-то, при мысли о том, что она рядом с ним лишь потому, чтобы 'не быть одной' ему становилось не по себе, и какое-то противное ощущение комом сворачивалось внутри желудка, заставляя размышлять: не заработал ли Тимофей за последние годы язву? Хоть и понимал, что дело не в физической причине. И это открытие было не самым приятным.    Но он не озвучивал подобные сомнения, а просто загонял поглубже, туда, откуда эти чувства вылазили, не имея пока сил и желания разбираться в странных причудах своего мозга.    И все-таки, находясь рядом с этой женщиной он ощущал мир внутри. И Тимофею очень хотелось бы быть уверенным, что и его присутствие дарило Саше что-то хорошее.    Она тихонько вздохнула и пошевелилась на его руке. Видно, устраивалась удобней. Тимофей протянул вторую ладонь и, обхватив талию Саши, прижал ее к себе еще плотнее, устроившись щекой между ее шеей и плечом. Он не мог, да и не пытался отрицать того, что в последние дни испытывал все большую необходимость ощущать ее как можно ближе.    И Саше, как ему казалось, хотелось того же. Вот и сейчас она довольно вздохнула и затихла в его объятиях. Удовлетворенный этим, он закрыл глаза, понимая, что уже начинает засыпать.    И вдруг резко вскинул голову и прислушался к тишине ночи спящего села, пытаясь разобраться, с какой стати Дику скулить? Но тут же понял, что тихие, еле слышные звуки издавал не пес.    - Что?    Саша, наверное, разбуженная его резким движением, подняла голову и сонно моргала, пытаясь осознать, что случилось.    - Не знаю. - Тимофей осторожно высвободил свою руку и поднялся, подойдя ближе к окну и открытой форточке.    Он и правда не имел понятия, что это за звуки. Хотя у него появилось подозрение.    - Это что, Дик? - Саша села в постели и помассировала кожу головы.    - Не думаю. - Натянув брюки, Тимофей повернулся к ней. - Я схожу, проверю.    - Я с тобой. - Не отводя глаз от его лица, Саша быстро поднялась.    Он понял, что она подумала о том же, о чем думал и он. И это несколько дезориентировало. Странно читать мысли человека, с которым живешь меньше месяца. Однако, он не мог сказать, что ему не нравиться понимать ее с полувзгляда. Даже наоборот.    Саша продела голову в пройму футболки и быстро надела штаны.    - Пошли? - она уже стояла рядом с ним.    Тимофей кивнул и взял ее за руку, просто потому, что ему хотелось это сделать. Да и напряжение на лице Саши подталкивало его к этому, как раз потому, что думали они об одном и том же - был один мальчуган, который облюбовал сарай, как свое убежище. И если их догадка верна, компания Саши и правда не будет лишней при попытке успокоить напуганного, плачущего ребенка.    Включив свет над крыльцом, они вышли наружу. Дик на улице настороженно сидел перед будкой, но не лаял. Что не удивило Тимофея, ведь Мишу щенок уже знал.    - Думаешь, его отец опять напился? - Саша с болью в глазах смотрела в сторону сарая.    Тимофей хотел бы ее успокоить, убедить, что это не так, но от правды жизни здесь, как и в любом другом селе их страны бесполезно было прятаться.    - Василий часто уходит в запой. Очень. - Не скрывая горечи, он передернул плечами, начав спускаться с крыльца.    Саша вздохнула и пошла следом за ним.       Чем ближе они подходили к сараю, тем очевиднее становилось, что там действительно кто-то плакал. Тихо, придушенно, словно закусив рубашку или уткнувшись куда-то, чтобы рыданий не было слышно. Саша сильнее сжала пальцы, уже не сомневаясь, что это Миша. У нее внутри все замерло от этого тихого ..., даже не плача, почти скулежа. Положив руку на плечо Тимофея, она молча попросила пропустить ее и первой приоткрыла дверь сарая, заглянув внутрь. И тут же заметила в слабом свете дворового светильника темный клубочек, забившийся в дальний угол.    - Миша? - Она осторожно шагнула внутри, ощущая за спиной молчаливую поддержку Тимофея. - Солнышко, что случилось?    Присев перед затихшим мальчуганом, Саша осторожно протянула руку и погладила взъерошенные, грязные волосы. Она пыталась рассмотреть его внимательней, надеясь, что ему не сильно досталось. Но при таком освещении увидеть хоть что-то было почти нереально.    Из-под длинной, неряшливой челки на нее со страхом, и в то же время -- с вызовом, глянули глаза паренька. Колючие, злые, полные боли.    - Ничего.    Голос мальчугана казался таким же настороженным и злым, как и его взгляд. И только испуганная дрожь выдавала в нем ребенка, а не взрослого, за которого Мишу можно было бы принять, слушая это короткое возражение.    - Дурацкий у вас сарай, - заворчал вдруг мальчик и размашисто утер нос ладонью. Всхлипнул. - Вечно все падает, ломается, - Миша обвел тесное помещение почти ненавидящим взглядом, словно именно оно причинило ему боль.    Саша не стала возражать. Так же, как и не начала расспрашивать и уточнять, бил ли его сегодня отец? Ей показалось, что на одной щеке Миши темнеет свежий синяк, но она не стала бы утверждать в темноте. И пыталась лихорадочно придумать что сказать, как успокоить и утешить малыша, чувствуя, что ее собственное сердце сжимается от боли за этого ребенка.    - А тебя никто и не заставляет сюда лазить, - спокойно заметил Тимофей за ее спиной, заставив Сашу удивленно оглянуться.    Он стоял, прислонившись плечом к ненадежному дверному косяку и невозмутимо следил за Мишей и ее попытками как-то решить эту ситуацию.    - Если уж так хочется в гости к Александре Олеговне, мог бы в дверь постучать, как все воспитанные люди, как думаешь, Миша? - Тимофей мельком глянул на нее, словно был в чем-то не уверен, и снова сосредоточился на пареньке.    А тот поднял лицо и смотрел на взрослых с настороженным недоверием.    - И если хотел переночевать в гостях -- зачем в сарай полез? - Все тем же тоном заметил Тимофей. - У нас есть свободная комната, там куда удобней и ничего не ломается и не падает.    Он произнес это все совершенно спокойно, словно было нормально найти в сарае плачущего мальчика посреди ночи и предположить, что тот просто хочет в гости. И, кстати, совершенно не акцентировал внимания на слезах Миши, в отличии от самой Саши. А это, похоже, пришлось мальчику по душе.    Во всяком случае, Миша перестал шмыгать носом и внимательно посмотрел сначала на Тимофея, а потом на Сашу, даже прищурился.    - А что, пустили бы? - с вызовом спросил он.    - Спрашиваешь, - подстроилась под тон их беседы Саша. - Пошли уж, раз пришел, поможешь нам с ужином справиться, а то мы и не съели почти ничего вечером.    Поднявшись, она протянула ему руку, стараясь делать вид, что не замечает, как малыш кривится при малейшем движении. Но он явно не собирался обсуждать причины, приведшие его в ее сарай, и свои травмы. Зато, определенно, оживился при упоминании еды.    - Точно? -