Как‑то добравшись до кровати, падаю в беспамятство, точно в сон.
Разбудил меня голод. А чего ещё ожидать, учитывая, что перед тем, как провалиться в компьютерный поиск, я успела сжевать только плитку шоколада? Организм, после энергетического подъёма охоты так и не дождавшийся полагающегося затем пышного пира, оправился от изумления и начал возмущаться.
В голос.
Сопровождаемая совсем не сказочным урчанием в желудке, я добралась до холодильника. Кусок ветчины, проглоченный буквально за минуту, дал мне возможность перевести дыхание и обозреть перспективы с более или менее сознательной точки зрения.
В перспективах числился суп, ленивые голубцы и десерт. Бедром захлопнув холодильник, я сгрузила продукты на плиту. Подхватила бокал прозрачнейшего хрусталя и, подставив его под вечерние лучи, поймала в стекле их сладость и силу. Солнечное вино плеснуло золотом, терпкой пряностью оттеняя смертную пищу.
Мама зашла на кухню, когда я уже принялась за фрукты. Залпом осушив бокал, я вновь наполнила его, на этот раз апельсиновым соком, и повернулась к смертной женщине.
Светлые волосы, карие глаза, тонкие нити ранних морщинок. Она нахмурилась, глядя на опустошённые тарелки, покосилась на часы.
— Не поздновато ли для обеда?
— Это был ужин.
Мама сжала губы. Ужин в её понимании был действом почти официальным, собирающим всю семью за большим столом, помогающим обменяться новостями, обсудить прошедший день.
— Дарья, отец придёт всего через час и…
— Мам, я не останусь до его прихода, — перебила я. Фейри не дозволена прямая ложь, но мы яростные поклонники искусства обманывать молчанием и умело выбранными глаголами. — Я хочу на ночь уехать на дачу. Димка сможет привезти меня утром на занятия.
Вот. «Хочу» и «сможет» не означают, что так оно на самом деле и будет.
— Даша…
Она с видимым усилием заставила себя замолчать. Отодвинула стул и села напротив меня, сложив изящные, но такие смертные руки.
Я не без опасений наблюдала за тем, как леденеют решимостью шоколадные глаза, до жути похожие на очи Aoibheal. В Александре Шуваловой спал невероятной силы Дар. Сейчас, имея возможность сравнивать, я подумала, что при должном обучении эта смертная могла бы превзойти даже свою похищенную дочь.
Не знаю, какое событие в прошлом, какая травма заставила её подавить эти способности, полностью стереть из своей жизни и из памяти всё, что не вписывалось в логичную картину мира. За возведёнными старой болью щитами ментально мама была даже более глуха, нежели большинство смертных. Однако и самая непроницаемая защита может быть разрушена. Достаточно сильный шок, достаточно безжалостное вмешательство — и выстраиваемые десятилетиями стены рассыплются вокруг неё, как осыпались когда‑то вокруг меня. Оставят её неподготовленной, незащищённой, уязвимой в вихре вырвавшейся из‑под контроля мощи собственной магии.
В сочетании с больным сердцем это пугающая перспектива. Я старалась быть очень, очень осторожной с магией в присутствии мамы. Тем более что заблокированный дар или нет, интуицией она обладала воистину ведьмовской.
— Даша, в последнее время нам всем было нелегко. Переезд, новая школа, другие… проблемы. Я понимаю… твоё желание независимости. Но, пожалуйста, постарайся и ты нас понять. Мы с папой совсем не хотим ограничивать твою свободу, запирать тебя или как‑то наказывать. Но ведь ты не обычная девочка, Дарья. Ты не можешь позволить себе быть как все, вести себя как все. Не можешь быть беспечной. Твоё тело более хрупкое, чем у остальных людей, и ты должна…
— Мама, я знаю, я знаю. И не рискую без необходимости. — Необходимость ведь понятие относительное, так? — Какой риск может быть в том, чтобы съездить на дачу? Всего час на электричке, ты ведь знаешь, у меня никогда не было никаких проблем с электричками. Тем более Димка уже там, а это всё равно что целая бригада неотложной помощи под боком. Он ни за что не позволит, чтобы со мной что‑то случилось.
— Дмитрий пока ещё не врач.
— Но скоро им будет.
— Да как ты не понимаешь, тебе нельзя быть так далеко от медицинской помощи! Пока «Скорая» доберётся в эту глушь! А если случится приступ? Нельзя…
Кажется, всё моё смертное существование вращалось вокруг этого слова. Здоровому человеку сложно представить, насколько мысли, поведение, реакции на самом деле подчинены требованиям тела. И какая внутренняя дисциплина нужна, когда оно предаёт тебя.
Нельзя вступать в конфликты — волнение может вызвать приступ астмы. Нельзя бегать, играть с другими детьми — физическое перенапряжение может аукнуться более редкой, но куда более страшной колющей болью в сердце. Нельзя…
Я рано узнала, что такое «нельзя». И теперь, когда обрела выносливость и живучесть хищной фейри, невидимые оковы стали только крепче. Если раньше в заложниках была лишь моя собственная жизнь, то теперь под угрозой оказались и другие.
Я устало закрыла глаза. Сколько раз мы уже вели этот разговор? Слово в слово.
— Именно на случай приступа мне вручили эту игрушку, — я подняла висевшее на груди чудо современных технологий, снабжённое GPS‑навигатором. — Нажимаю одну кнопку, и даже говорить ничего не нужно. Диспетчер частной клиники определит координаты. «Скорая» прибудет так быстро, как это вообще возможно.
— Как можно просто нажать на кнопку, если смартфон постоянно выключен?
— Мама, ну как далеко можно зайти в… в этой паранойе? Что мне теперь, совсем жить отказаться?
— Ты откажешься от жизни, если потеряешь её из‑за собственной глупости! Даша, мы хотим для тебя только самого лучшего.
— Я знаю, мама. Знаю. Но в данный момент лучше всего для меня будет оказаться за городом. На чистом, свежем воздухе. Я… задыхаюсь среди железа и бетона, мам.
Подлый приём. Она тут же подалась вперёд, испуганная и напряжённая.
— Задыхаешься? Даша, астма? У тебя снова проблемы с дыханием, а ты никому не сказала?
— Нет, нет, — поспешно покачала я головой. — Уже год, как всё хорошо. Но задыхаться можно не только в буквальном смысле. Я просто хочу на природу. И побыть одной. Мам? Пожалуйста!
Она отвернулась, явно задетая до глубины души.
— Мы просто беспокоимся о тебе. — Да.
Я чувствовала себя последней лгуньей. Если бы был способ покончить с этим враньём! Доказать им, что моему здоровью ничего не угрожает. Сказать правду…
Угу. Как ты себе это представляешь, Шувалова? «Не волнуйтесь, мама и папа. Я абсолютно здоровая и абсолютно бесчеловечная тварь и очень спешу в кровавую сказку. Зачем? На службу к крёстной матери волшебной наркоторговли, по слову которой я буду принимать участие в серийных убийствах». Да, правда — именно то, чего им и не хватает для полного счастья.
Я подняла глаза и застыла, увидев за спиной у мамы отражённую в стекле вышеупомянутую волшебную наркобаронессу. Дама Аламандин сверкнула дивными своими очами и ударила по ладони зажатой в другой руке охотничьей перчаткой. Приказ был предельно ясен: «Ко мне. Немедленно».
Я залпом допила сок.
— Я тоже о вас всех беспокоюсь, мама. Ты даже не представляешь как. — Поднявшись, я поцеловала её в щёку. — Хотя и знаю, что это глупо. Всё. Будет. Хорошо. Веришь? Передавай привет папе. Я побежала.
— Даша, постой! — Она перехватила меня уже в дверях. — Что за мавр приходил к тебе сегодня в школу?
