После чего каждый из жрецов сделал на груди подаренной богу по неглубокому надрезу, а Матенаис собрала кровь в маленькую золотую чашу и преподнесла ее первосвященнику.
- Да свершится! – провозгласил тот и, окунув пальцы в кровь, начертал ею на лбу коленопреклоненного человека знак Арахна – круг с вписанной в него литерой А.
- Свершится! – подхватили служители.
- Именем Темного, нарекается тебе, Равл-Ат, верховный служитель Кэух, новое имя – Ксархс.
Тот поцеловал руку Кхорха и склонил голову, на которую первосвященник возложил золотой венец.
- Провозглашаю тебя, Ксархс, первым царем Улхура и господином Сульфура! – Кхорх передал ему скипетр и повесил на грудь золотую цепь с чеканным орденом, где был изображен сам. – Поклонитесь новому владыке!
Все, кто был в зале, опустились на колени. Служки за жертвенником снова запели, теперь торжественно и складно.
А когда поднялся Ксархс вдруг примерзкий и раскатистый рев огласил храм. Вырвавшийся из недр колодца хладный и зловонный поток ветра, мгновенно загасил свечи и огни в чашах.
В кромешной темноте люди боялись шелохнуться, вслушиваясь в шелестящие и пугающие звуки, исходившие от алтаря.
Звякнули цепи. Вскрикнула жертва. И торжествующие, полные дикого блаженства, продолжительные и захлебывающиеся рыки заглушили жалобные стоны девушки…
Все смолкло.
Сам собой вспыхнул приалтарный огонь, освещая истерзанную, едва живую улхурку, висящую на окровавленных цепях.
- Арахн принял первую деву! – радостно воскликнул Кхорх. – Слышите? Наш бог только что благословил арахнидов! – он протянул руки в сторону алтаря и, не зная чем еще выразить благодарность и восторг, пал на колени…
Он не мог отказать себе в удовольствии поделиться этим известием с узником шестого уровня. Чувство восторга распирало его и, не находя себе места, Кхорх спустился в подземелья, предназначенные для марлогов. Он не взял провожатых и, прихватив только факел и узелок с угощением, отправился к Сидмасу.
Внизу было темно и душно. Уже на лестницах пятого этажа его встретила мертвая тишина, и привычное ощущение тревоги вновь пришло к первосвященнику, который никак не мог привыкнуть к закрытым пространствам. Земля давила на него. И только в храме, на поверхности, он мог успокаиваться и не рисовать в воображении чудовищные картины, представляя, как рушатся своды Улхура. Но чем больше проходило времени, тем чаще появлялись навязчивые страхи и видения.
Сейчас Кхорх не думал об этом. Он спешил увидеть человека, который с некоторых пор стал хранителем всех тайн и чаяний повелителя Сульфура.
Минуя пустые коридоры, первосвященник представлял, как появятся в них новые обитатели – истинные сыны Арахна. И сердце его ликовало! Скоро, скоро исполнится еще одна мечта маленького Кхорха! И у него появятся свои преданные и надежные воины! Как ни стремился теперешний владыка Улхура забыть, вытравить из сердца воспоминания о прошлом, в такие моменты оно само напоминало о себе, и черноглазый подросток неотвязно шептал ему: «я здесь, я все помню, и нет такой силы, что даст мне успокоения».
Дойдя до нужного места, Кхорх открыл потайную дверь, о которой знали не многие в Улхуре. Опасаясь матери, он сам выбрал одно из помещений, отправив туда пленника.
Не то, чтобы его отношения к Матенаис изменились. Нет, она все так же оставалась главным человеком в его жизни, но бегство невиллы ему прощать не хотелось. И Сидмаса он не с кем делить не намеривался.
- Эй, - позвал первосвященник тихо. – Ты слышишь меня?
За стеной с небольшим окошком с решеткой, послышался слабый шорох.
- Живой? – Кхорх засмеялся и, пристроив факел в держатель, заглянул в темноту закрытой комнатушки и с наслаждением вдохнул резкий запах грязного тела и человеческих испражнений.
Он любил эту вонь. Она подтверждала те страдания, что испытывал его драгоценный враг.
- Пусть будет жизнь твоя долгой, - проговорил Кхорх ласково и негромко смеясь, развязал узелок с едой и питьем. – И чтобы ты чувствовал мою заботу, я принес тебе гостинчик, Сидмас.
Улыбаясь, он поставил перед решеткой окна кувшинчик с водой и выложил на лепешку еще теплые кусочки мяса:
- Угощайся…
Через какое-то время между прутьев просунулась грязная, худая руки, быстро ухватила узкий сосуд и исчезла в темноте. За кувшином последовало и все остальное…
Это была самая веселая забава Кхорха – видеть и знать, как борется гордость мхара с голодом, который каждый раз оказывался сильнее сына маакорского правителя.
- А теперь – поговорим?
Он дождался, пока в бледном проеме стены снова не проступили смутные черты бородатого человека с затравленными и блестящими глазами.
- Скучал без меня?
Сидмас одичал и редко отвечал членораздельно. Это произошло так быстро и легко, и так разочаровало первосвященника, который надеялся, что осознание своего плачевного положения усугубит мучения презренного мхара. Но временами ему все же казалось, что хитрец пытается водить за нос мучителя, и вот тогда улхурец понимал, что это тонкая игра, затеянная противником, ему безумно приятна.
- Сегодня я венчал на царство Равл-Ата, слышишь? – приближая лицо к заветному оконцу, начал Кхорх, решив оставить напоследок то важное, что пело в его душе. – Теперь у этой земли есть истинный царь, понимаешь?
Сидмас отступил в темень и первосвященник не успел разглядеть выражение его горящих глаз.
- Ты веришь, что союз Трех царей не допустит появления Сульфура, Сидмас? Апикона уже нет. Он рухнул. В тот самый момент, когда родился Иктус.
Из густого сумрака до него донесся не то вздох, не то стон, и Кхорх воодушевился, в который раз убеждаясь в ясности ума пленника.
- А знаешь, что я решил, - продолжил он доверительно. – Я не трону Маакор, пока не уничтожу его союзников. Пусть его владыки дрожат от ужаса, ожидая моего удара. Эту блестящую мысль подал мне наш новый царь, ну, ты его знаешь – твой дружок Одрух и любовник Ла-Тимы, достопочтенный Равл-Ат. Ты сам мне рассказывал о матери, помнишь, Сидмас? Наверное, помнишь. Хотя, теперь об этом сложно судить. И мне все больше кажется, что ты рехнулся. Жаль, искренне жаль, мой друг…
Я так любил слушать твои воспоминания, всегда такие яркие, всегда окрашенные глубоким чувством. Ты рисовал чудеснейшие картины. Помнишь? То расстилалась передо мной величественная река, и невиданной красоты город отражался в ее спокойных водах. То видел я чарующие черты заботливой матери и достойнейшей супруги великого Астемана. То волновала мою холодную кровь тайная любовь ахвэмской госпожи и жреца Златокрылой. То вдруг живо представлял твое беззаботное детство, мой друг. И вот уже ущербная луна снова стала огромной и блещет серебром, не в силах подняться до середины ночного неба. И что же слышу я из мрачной и зловонной тишины жилища узника, который почитал когда-то лунную богиню Хепес? Лишь редкое звериное рычание и грозное сопение? Куда же делся словоохотливый сын маакорского властелина? А как хотел бы я передать тебе всю красоту сегодняшней церемонии, рассказать, как хорошо был новый царь, как дивились и завидовали ему сегодня гости. Все они – чумазые кифрийцы, напыщенные эверцы, дикие ягмары…
Ты, знаешь, Сидмас, мне вдруг захотелось развлечь тебя, - Кхорх присел возле стены. – Я вспомнил сейчас эверца Витегора из сказителей и его легенду о ягмарах.
Давно это было. В те темные времена непроходимые леса покрывали землю ягмаров от края до края. И жили они у самой реки, что носила имя: Ан. Силен был этот народ и не находилось против него врагов. И думали ягмары, что это бог, создатель молний, защищает их и приносили ему за то дары. Но однажды
