ждет сына домой», а дальше снова: «Напрасно старушка ждет сына домой». Только эти слова... Как вспомню, так душу скорчит!.. Наши кинулись вплавь. У берега пылают машины и повозки с ранеными, а немец колошматит из пушек, строчит со всех сторон из автоматов и пулеметов, а над всем этим громче грома, без конца: «Напрасно старушка ждет сына домой...»
Утром Самсонов вернулся и завалился спать. Под вечер, проснувшись, он собрал нас в кружок.
— Шоссе, которое нам предстоит заминировать,— обратился он к нам,— имеет серьезное стратегическое значение для германского командования, для группы армий
«Центр». Трасса тянется от Ленинграда параллельно линии фронта до самого Киева.
Наш участок лежит между городами Могилев и Жлобин.
Десантники лежали и сидели вокруг командира, внимательно слушали и следили по развернутой пятикилометровке за упоминаемыми пунктами.
— Мы дислоцируемся в районе железных и грунтовых дорог, составляющих ядро прифронтовой транспортной сети группы армий «Центр».
Командир заметно увлекся, и в голосе его зазвучала лекторская нотка. Он мало и вяло жестикулирует, резкие черты бледного лица, квадратная челюсть и тонкие бескровные губы хранят окаменелую неподвижность. Но серые глаза его, обычно холодные и бесстрастные, порой загораются и на высоких крутых скулах появляется лихорадочно-жаркий румянец.
— Шоссе — это только начало, товарищи. Потом — диверсии на железной дороге. Фашисты понесут урон в миллионы марок, потеряют много своих солдат, ценную технику. Немцам понадобятся новые солдаты для охраны своего тыла. А это значит. что противнику придется оголить какой-нибудь участок фронта. Это значит, что машинист будет бояться развивать ход, деморализованные гитлеровцы будут сидеть в своих купе и дрожать от страха. Их фронт будет получать меньше солдат, меньше техники...
Я видел, как широко раскрытыми глазами, затаив дыхание смотрели на командира новички-окруженцы Богданов и Гущин. Один лишь Лешка Кухарченко лежал на спине и, улыбаясь, будто невзначай поглаживал орден Красного Знамени над карманом гимнастерки, всем своим видом говоря: «Нам эти дела известны. Мы еще зимой по немецким тылам ходили!»
— ...Ослабив врага, мы укрепим позиции наших братьев на фронте. И все это сделаем мы — я и вы... Кроме нас, нет в этом районе боевых советских групп. Велика и почетна наша задача...
Голос командира зазвучал ниже, глуше. Вдруг он тревожно покосился на комара, занывшего у него над ухом. Это заметила смешливая Надя и не выдержала — прыснула, зажала рот рукой. Командир строго глянул на нее и продолжал:
— Если мы все это сделаем, со всей самоотверженностью, Родина нас не забудет. Как говорится, кто честно служит, с тем слава дружит. Или грудь в крестах, или голова в кустах.
Барашков вздрогнул и приподнялся при неожиданном упоминании об орденах. Щелкунов насмешливо сузил глаза, Алла потупилась, Надю все еще разбирал смех. Кухарченко подавил зевок, насторожился и спросил, не поворачивая головы:
— А геройскую звездочку тоже, скажешь, дадут?
Алла Буркова усмехнулась:
— Держи карман шире! Легче сто тысяч выиграть!
Самсонов внимательно посмотрел на Лешку, на Аллу и сказал торжественно, с подъемом:
— Если заслужим, дадут и звание Героя Советского Союза!
Молчание, наступившее вслед за этими словами, нарушил
Щелкунов. Угловатый, вихрастый, колючий, он вскочил на ноги и глянул исподлобья на
Самсонова.
— Нашли о чем говорить! — сказал Володька тонким, срывающимся от волнения голосом. — Хотя бы одного задрипанного фрица убили! Или, может, вы за того паренька из Ветринки, что ночью расстреляли, ордена рассчитываете получить? Эх вы! Противно слушать!
— Правильно! — сказала Надя. — Что мы сюда, на ловлю счастья и чинов прилетели, что ли?..
Поднялся невообразимый галдеж. Одни поддерживали Щелкунова, другие упрекали его за горячность, а Кухарченко лез ко всем с расспросами: что случилось, почему все кричат?
— Довольно! — крикнул Самсонов, вставая и отряхивая шаровары — Щелкунов прав.
Цыплят по осени считают.
Водворив порядок, командир достал двухкилометровку. Он подробно ознакомил нас с маршрутом и ткнул острием карандаша в то место на карте, где мы должны были заложить мины. И место это сразу перестало быть мертвой точкой на карте...
— Подогнать снаряжение и обмундирование для бесшумного продвижения! — приказал командир. — Через пятнадцать минут выступаем.
Такая тишина стояла в тот предзакатный час! Над зачарованным лесом замерло розовое облако. В ушах — неуловимый звон. Даже шепот звучал грубо и громко...
До шоссе оказалось не больше пяти километров.
Группу вел Барашков. Всех удивляла та легкость, с которой он находил в потемках дорогу. Впрочем, удивляться тут было нечему: наш следопыт до войны проходил практику в сибирской тайге. Я все еще хромал, нога ныла глухой болью.
Мы вышли на широкую росистую поляну. Залитая лунным светом с дымными наплывами тумана в лощинах, она казалась волшебным озером. Мы прошли по берегу этого «озера» и углубились в сосновый бор, устланный мягким хвойным ковром. Под ногами то мягко шуршали хвойные иглы, то поскрипывал песок. В торжественной тишине колоннадой фантастического храма стояли, подпирая звездный небосвод, огромные сосны. Косые снопы лунного света рассекали густой кафедральный мрак.
— До шоссе метров сто! — шепнул Барашков, и диверсанты согнувшись заскользили в тени сосен.
Сигнал: «Стой!»
Устрашительно крикнула в бору ночная птица.
Кухарченко отделился от группы, ушел к шоссе. Самсонов припал на колено, держа наготове взведенный автомат, и махнул рукой — сигнал «Делай, как я!». Все присели, слились с землей. Не слышно ни обычных ночных шорохов, ни шума сосен. Лес затаился, замер.
Впереди, в просветах между соснами, я разглядел прямую и четкую полоску шоссе, похожую на залитую луной реку.
— Слышь, Вить! — взволнованно зашептала вдруг Надя, пододвигаясь ближе. — Соловей! Ей-богу, соловей!
Действительно, щелкала какая-то пичужка за шоссе, но разве до соловьев сейчас!
— Тише ты! — зашипел я на Надьку, мысленно обозвав ее тургеневской барышней.
Кухарченко обошел чахлые березовые кустики, перескочил через кювет и, как-то особенно ступая, боком, мягко и неслышно, вышел на шоссе. Меня встревожило какое-то зловещее гудение, слабое и казавшееся далеким. Я успокоился, различив над головой провода телеграфной связи.
Кухарченко взмахнул автоматом.
— По местам! — шепнул Самсонов.
Боковые охранения заняли свои позиции: командир группы с двумя десантниками справа, Боков с двумя десантниками — слева. С группой минирования я вышел вслед за Барашковым на шоссе и мгновенно почувствовал себя слабым и беззащитным.
— Тут! — шепнул мне Барашков, указывая на свежий и четкий машинный след. — Нагибайся, черт! Землю собирай кучкой, поаккуратней. Только по-быстрому!
