– Большие деньги никогда не бывают честными, зайчик.
– А ты не боишься… расплаты?
– Я тебе сказал, что я уже за все расплатился, – отрезал Максим и, поскольку она непонимающе смотрела на него, добавил: – Мои родители погибли…
Рената охнула, прикрыв ладонью рот.
– Их застрелил какой-то ублюдок. Говорят, случайно, в перестрелке. – Лицо Максима закаменело, губы сжались. – Как ты думаешь, за что мне это? Я должен найти убийцу. И для этого мне нужны деньги. Без них я ноль, я ничего не смогу.
Рената молча обняла его, притянула к себе.
– Я верю тебе и люблю тебя, – прошептала она и повторила его слова: – Мы теперь вместе.
Глава 31
Борис Семенович Илларионов сидел в аэропорту Дюссельдорфа уже долгих пять часов. Рейс из Санкт-Петербурга задерживался по причине нелетной погоды, и шестидесятипятилетний владелец торгового центра «Империал», под громким названием которого скрывался весьма скромный, по западным меркам, двухэтажный магазин по продаже товаров для спорта и туризма, заметно нервничал. Вот уже несколько лет, со времени своего поспешного отъезда с родины в благодатную, но чужую Германию, он не видел своего любимого внука Максима. Более того, ввиду некоторых не афишируемых обстоятельств, до самого недавнего времени Борис Семенович, в новом немецком паспорте которого сейчас стояла скандинавская фамилия Эриксон, не мог легально пересечь российскую границу и был лишен возможности даже присутствовать на похоронах трагически погибших в России дочери и зятя – родителей Максима. Внук остался единственным родным ему человеком, и его неожиданное сообщение о скором приезде обрадовало старика до глубины души.
Борис Семенович сидел в зеленом пластиковом кресле зала ожидания и пил пепси-колу из маленькой жестяной баночки. Время томительного ожидания тянулось чертовски медленно, как ползущая по бескрайней пустыне старая черепаха. Наконец из громкоговорителя донесся мелодичный сигнал и приятный женский голос сообщил, что самолет авиакомпании «Люфтганза», следующий рейсом из Санкт-Петербурга, прибывает через десять минут. Несколько десятков встречающих потянулись к стеклянным дверям, из-за которых должны были появиться пассажиры опоздавшего рейса. Борис Семенович смял ладонями пустую банку, оставил ее на соседнем сиденье, поднялся и последовал за остальными.
Максим мало изменился за прошедшие годы. Та же короткая светлая шевелюра, те же живые глаза. Но теперь он возмужал, в его облике появился некий лоск, присущий людям обеспеченным и довольным собственной жизнью. На внуке был расстегнутый на груди длинный светлый плащ, белое кашне и дорогой костюм. Рубашка с воротником-стойкой делала его похожим на артиста.
Пропустив вперед основную массу пассажиров, Максим остановился посреди просторного зала аэропорта, поставил на пол небольшой коричневый чемодан и стал ошарашенно оглядываться по сторонам. После скромного питерского Пулкова аэропорт Дюссельдорфа показался Денисову чем-то фантастическим. Впервые оказавшись за пределами еще недавно окрашенной в кумачовый цвет одной седьмой части суши, Максим вдруг почувствовал себя европейцем.
Дав возможность внуку осмотреться, Борис Семенович медленно подошел к Денисову сзади и кашлянул, привлекая внимание.
– Максим, – тихо позвал он.
Денисов резко обернулся и удивленно уставился на загорелого мужчину в солнцезащитных очках и красной спортивной куртке. На ногах у него были легкие кроссовки, а на плече – спортивная сумка «адидас». Узнать в этом подтянутом, коротко подстриженном моложавом мужчине своего номенклатурного деда Максиму было трудно. Он больше привык видеть его втиснутым в серый совдеповский костюм на фоне просторного кабинета, с неприступным каменным лицом разговаривающим с подчиненными. Стоящий перед Денисовым улыбающийся дед скорее напоминал безмятежного завсегдатая теннисных кортов или любителя игры в гольф.
– Невероятно! Дед?! – приглушенным голосом произнес Максим. – Это ты?! Или меня просто укачало в самолете и я все еще сплю?
– Я это, я! – рассмеялся Борис Семенович, и в следующую секунду дед и внук слились в крепких объятиях.
– Здравствуй, Максимка!.. Здравствуй, внучек!.. – шептал, качая головой, Борис Семенович. Он отстранился, радостно глядя в глаза улыбающегося Максима. – Пойдем, там у меня машина. Пока будем ехать домой, ты мне все расскажешь!..
– Далеко ехать? – вертя головой во все стороны, спрашивал Максим. Своим поведением он был похож на ребенка, впервые в жизни попавшего в Диснейленд.
– Нет, ерунда! – отмахнулся Борис Семенович. – Минут сорок по автобану, и мы на месте! Нам не в сам Эссен, а немного дальше, в пригород. Посмотришь мой новый дом! – не без гордости сообщил старик. – Кстати, как твой немецкий?
– Объясниться, думаю, смогу, – ответил по-немецки Максим.
– Акцент сильный, но говоришь правильно, – оценил познания внука Илларионов. – А вот и моя малышка! – Он кивнул на запаркованный на площади перед зданием аэропорта «Мерседес-600» цвета «серый металлик». Увидев машину, Денисов присвистнул.
– Ни хрена себе средство передвижения тела для пенсионера! У нас в Питере простой смертный за руль такой игрушки не сядет, – прибить могут. В лучшем случае – выбросят из «тачки» на одном из светофоров.
– Здесь, в Германии, тоже далеко не всем по карману такое удовольствие, – с притворной скромностью заметил Борис Семенович, открывая водительскую дверь. – Чемодан закинь в багажник и садись. Прокатимся по-русски, с ветерком! Я пока здесь живу, уже столько штрафных квитанций собрал, что на них новые «Жигули» купить можно!..
Едва Денисов сел на переднее сиденье рядом с дедом, роскошная машина мягко тронулась с места и, быстро набирая скорость, плавно покатила вперед. Вскоре шумный и суетный Дюссельдорф остался позади, и «мерс» со скоростью, близкой к ста шестидесяти километрам в час, бесшумно катил по идеально ровному широкому автобану в сторону Эссена – небольшого индустриального города, жители которого чрезвычайно гордились тем, что даже после поражения немцев во Второй мировой войне здесь никогда не ступала нога русского солдата.
– Так что у тебя за бизнес в Петербурге? – с интересом спрашивал Илларионов, отвлекая Максима от созерцания изумительных своей ухоженностью пейзажей. За чуть затемненным стеклом машины проносились зеленые поля, аккуратные, кажущиеся игрушечными, домики. И даже обычные тополя почему- то разительно отличались от скрюченных запыленных мутантов, растущих по обочинам ухабистых российских дорог. Здесь, в процветающей Европе, все радовало глаз.
Вспомнив о петербургских метелях, Максим поежился:
– Тепло тут у вас.
– Конечно, а чего же ты хотел в середине марта? – пожал плечами Борис Семенович.
– С ума сойти, – вздохнул он. – Как будто в сказку какую-то попал, честное слово.
– Я поначалу тоже с открытым ртом ходил, – хмыкнул дед, – потом привык. К хорошему привыкаешь быстро и начинаешь принимать окружающий тебя мир как данность, порой забывая, что где-то есть совсем другая жизнь, – философски заключил он. – Так что у тебя за бизнес, внучек? – снова вернулся дед к интересующей его теме.
– Бизнес у меня просто аховый, дед! – с непонятным для Илларионова сарказмом и какой-то ожесточенностью ответил Максим. – Хожу по лезвию бритвы, но деньги уже впору измерять на вес, причем не в килограммах, а тоннах. Плюс-минус тысяча – никакой разницы…
– Да-а, с вашими нулями, по пять штук на одной бумажке, вы, похоже, даже итальяшек обскакали! Куда ни плюнь – одни миллионеры! – рассмеялся Борис Семенович, похлопав пальцами по рулю.
– Насчет нулей ты правильно заметил, но только у меня, в отличие от большинства соотечественников, деньги уже давно измеряются не в рублях, а в американских баксах, с той же самой погрешностью, о которой я уже сказал. – Денисов повернулся и пристально посмотрел на ошарашенно замолчавшего старика. Судя по напрягшимся скулам, тот с трудом переваривал информацию.
