«Разве можно представить себе нечто подобное дома? – наблюдая за Юргеном, думал Максим. – Нет… Этого никогда не было, и, пожалуй, не будет до тех пор, пока мое поколение не сравняется по возрасту с дедом!.. Где в России найти старух в джинсовых шортах и семидесятилетних стариков на роликах?.. Хотя – чему удивляться, если в тринадцатом веке в Сорбонне уже был университет, а в России – татаро- монгольское иго?.. Бежать надо оттуда, с этой богом проклятой земли! Еще пару месяцев – и хватит…»
Через час, вдоволь насладившись водными процедурами, дед и внук расстались с банкиром, договорившись встретиться вечером следующего дня в офисе вице-президента, чтобы окончательно определиться в деталях относительно легализации и перевода на счет в «Эссен-банке» денисовских миллионов.
Итог переговоров был следующий. Максим настоял на том, чтобы до лучших времен у его банковского счета был не один, а два пользователя, имеющих право распоряжаться деньгами самостоятельно – он и Борис Семенович. Юрген Кант продемонстрировал Денисову схему банковских переводов, согласно которой идет легализация попадающих в Германию денег. Из Санкт-Петербурга, через корреспондентский счет в польском банке, их надлежало перечислить в один из офшорных банков на Каймановых островах, а уже затем, после «посещения» еще двух счетов в Чехии и Греции, миллионы окончательно оседали на кодированном счете Денисова и Эриксона в «Эссен-банке». Таким образом следы запутывались и деньги считались чистыми.
Первоначальная сумма в пятнадцать миллионов по документам проходила как наследство умершего дальнего родственника. Далее – как посреднические комиссионные за крупные трансконтинентальные торговые операции между несуществующими фирмами. Банкир гарантировал, что никаких претензий ни со стороны Интерпола, ни со стороны налоговой полиции Германии к этим деньгам не будет. «Все схвачено, за все заплачено!» – вполне по-русски конкретизировал Юрген детали предстоящей финансовой операции, довольно улыбаясь.
Напоследок, когда вопрос с отмывкой капиталов был решен, Кант сообщил, что есть возможность за два месяца оформить господину Денисову немецкое гражданство. Требовалась взятка в десять тысяч немецких марок, при полной гарантии, что специально для него, Максима, сотрудниками департамента эмиграции будет создана достоверная легенда об этнических немецких корнях, что исключало дальнейшие проблемы даже в случае уголовного преследования и сводило на нет возможность разоблачения факта фальсификации. Денисов поблагодарил банкира за интересное предложение и сказал, что подумает.
Шесть дней спустя, после короткого автомобильного путешествия в компании деда и Ханны по Альпам Швейцарии и Австрии, рейсом авиакомпании «Люфтганза» Максим вылетел назад в Питер, где за время его отсутствия ситуация сильно изменилась…
Глава 34
Седой больше всего на свете любил две вещи – свою бандитскую «работу» и женщин. На «работе» он чувствовал себя безжалостным киллером, террористом и инквизитором в одном лице. А в постели, рядом с очередной красоткой, в которых недостатка у него никогда не было, мог перещеголять самого Казанову. Женщины чуть ли не с ума сходили от темпераментного и агрессивного Кости Быстрова с его длинным, как у коня, и толстым, как у кабана, красавцем-членом. И Седой не без основания гордился собой и своим мужским достоинством.
– Пока, куколка! – прижал он к себе девицу, преданно смотревшую на своего сильного и богатого, по меркам бывшей лимитчицы, любовника.
Кавалер был щедрым – не то что остальные придурки, которые всегда норовят потрахаться на халяву! Вчера этот лось пришел с бутылкой настоящего французского шампанского, тремя розами и целой охапкой презервативов… А еще подарил золотую цепочку с кулоном в виде ящерицы. Даже не дал слова сказать, а сразу же поволок на диван. Вот это мужик!
– Позвоню как-нибудь, Натали! – буркнул утомленный за ночь Седой, отталкивая липнущую к нему девицу. – А сейчас надо на работу, – сообщил он. – Один пункт обмена валюты не хочет с нами дружить! Ну, ничего, сегодня мы не то что подружимся, а брак заключим! – рассмеялся браток. – Там хозяин такой шибко соблазнительный малый…
– Ты что, и с мужиками трахаешься?! – обиженно и брезгливо надула губки растрепанная Натали.
– Не-е. Это не по моей части. Есть у нас один такой, Винт. Как на зоне привык пидорам просовывать, так до сих пор никак не отвыкнет… Ладно, пойду я, а то опоздаю.
Натали помахала на прощанье ручкой и захлопнула дверь. Седой вздохнул с облегчением: «Шалава ненасытная!..» – и нажал кнопку лифта. Как назло, красотка жила на самом последнем, шестнадцатом этаже, и Быстрову пришлось долго ждать, пока лифт приползет наверх. Наконец двери лифта со скрежетом открылись. Седой зашел внутрь и надавил кнопку с цифрой «1». Двери тут же закрылись, но кабина стояла на месте. Седой недовольно хмыкнул. Неожиданно погас свет, и на крыше лифта началась какая-то возня. Это Седому не понравилось. «Проклятые ремонтники, вздумали ковыряться именно тогда, когда мне надо ехать…»
– Какого хрена! – заорал он во все горло, закрытый в темной кабине. – Эй, падлы, включите электричество!
– Ты еще не понял, придурок, что электричество теперь тебе ни к чему! – тихо, но злорадно проговорил кто-то невидимый, и в ту же секунду тяжелая кабина лифта, оторвавшись от стального троса, стала падать в шахту с высоты шестнадцатого этажа. Последнее, что увидел в своей жизни Седой, – это ослепительную вспышку, ударившую ему в глаза. После этого наступила по-настоящему кромешная тьма…
Винт быстро спустился по лестнице во двор. Он торопился на «стрелку». Вчерашняя попойка со старым армейским корешем Лехой из Орска давала о себе знать жуткой головной болью и горящим нутром. Скорее бы добраться до киоска, через дорогу напротив дома, и купить банку холодного пива!.. Все, Леха, блин! Надо же было ему притащиться так неожиданно! И еще – с целой батареей «Смирновской» и пакетом жратвы. Всю ночь гудели, вспоминали тихоокеанскую службу: и «карасевку», когда «годки» гоняли их по ракетоносцу, как сраных веников, и как девок во Владивосток трахать ездили, и как замочили суку-мичмана, стуканувшего кэпу об их делишках с мельхиором радиолокационной системы, который они с Лехой загнали какому-то работяге с судоремонтного завода за ящик водки. Надо же было ему попасться под руку!.. А потом – дисбат, зона… Хорошо, что хоть после отсидки повезло – Винт попал в бригаду своего школьного друга Бармаша, а Леха – в компанию крутых ребят, промышляющих набегами по всему Уралу, где впоследствии получил классную кликуху – Ликвидатор – за жестокость, с которой он выполнял все «мокрые» приказы уральского «папы»…
А вот и долгожданная палатка! Здесь всегда есть холодный «Хольстен», так любимый Винтом – с похмелюги.
– Здорово, лось сохатый! – нагнувшись к давно не мытому окошку ларька, пробурчал Винт, оглядывая киоскера Гошу – сорокалетнего, рано поседевшего от суматошной жизни мужика. – Дай мне баночку моего любимого!.. Нет, большую!.. Ага… – Дрожащим пальцем Винт откупорил жестянку и припал к отверстию, жадно проглатывая пенящееся во рту пиво. – У-ух, хорошо, твою мать! – перевел он дыхание, просветленным взором глядя на сочувственно улыбающегося продавца Гошу. – Как жизнь-то?
– Работаю… – пожал плечами тот, глядя на постоянного клиента, наполняющего свой объемный живот уже второй банкой пива. – А как у тебя? – вежливо поинтересовался он.
– Не твое собачье дело! – отрезал Винт. – Живи, Гоша, в своем сраном барыжьем мире, а в то, что тебя не касается, не лезь…
– А я что? – смутился продавец. – Я ничего, так просто спросил. – Он, потупившись, уселся на краешек хромого стула.
Винт тем временем допил пиво, бросил пустые банки возле киоска и со словами «Вот такая ситуевина, Гоша!» направился к своему роскошному красному «Мерседесу». Винт не боялся оставлять машину стоимостью в восемьдесят тысяч долларов прямо на тротуаре возле дома. Всем местным пацанам было хорошо известно, чья это тачка. А набраться наглости и попортить или, не дай бог, угнать машину самого Винта было равносильно скорой и безвозвратной потере здоровья с конфискацией имущества.
Киоскер с неприязнью проводил Винта красными от бессонной ночи глазами. Винт, всем известный рэкетир, был на десять лет моложе и на десять порядков тупее его, Гошки, Георгия Павловича, бывшего старшего научного сотрудника, физика-теоретика, теперь торгующего по ночам водкой и сигаретами и проклинающего свою никчемную жизнь. Ах, да ладно! Чего это он сегодня раскис! Детей бы на ноги
