что будет. Не надо никакой милиции и никакого генерала… И не спорь со мной, отец Павел. Это мое окончательное решение. Надеюсь, ты не станешь ничего предпринимать за моей спиной. Ведь так?
Мне стоило немалых усилий выдержать его пристальный взгляд и молча кивнуть в ответ. Я не мог идти против желания моего духовного отца, хотя не хуже его знал, что означает оброненная бритоголовыми близнецами невинная фраза: «Нам будет очень-очень жаль…»
От нее веяло кладбищенским холодом.
Живая вода… Святое место… Ребятишки… Такие же, как те, что бросили в икону Пресвятой Богородицы пакет с бычьей кровью? Да, только старше, нахрапистее и злее.
Господи, что произошло с этим миром, с этой огромной и великой страной всего за какие-то несколько лет?!
– Там, возле печки, горшочек с вареной картошкой, а на столе хлеб и масло, – чуть слышно произнес отец Сергий. – Чайник на печке. Поешь и ложись спать. Прошу тебя. Утро вечера мудренее…
Я послушался – наскоро перекусил, выпил стакан еще теплого чаю и отправился спать в другую комнату. Уснуть мне удалось далеко не сразу.
Мог ли я знать, что утро для нас обоих может и не наступить?..
Глава 15
Прежде мне редко снились плохие сны. Только на службе, вдали от родины, я начал видеть по ночам кошмары. Но самые страшные, от которых просыпаешься в холодном поту, рывком вскакиваешь с кровати и слышишь пронзительный звон в ушах и бешеный стук рвущегося из груди сердца, пришли в первые после гибели Вики недели. Окончательно сломленный и опустошенный, я пытался тогда топить горе в прозрачной огненной воде и стоял буквально в шаге от самоубийства. Меня спас отец Сергий, однажды утром неожиданно позвонивший в дверь моей маленькой питерской квартирки на улице Чапаева…
Сегодня мне снова приснился кошмар. Более того, я впервые в жизни видел себя со стороны, что, говорят, бывает с людьми, перенесшими клиническую смерть.
Вот он я, на ватных ногах вбегающий в пропахший кошками и мусорными контейнерами двор-колодец на Васильевском острове. Откуда-то сверху слышится звон разбитого стекла. Я запрокидываю голову и вижу падающего в брызгах сверкающих осколков Пороса. Его пронзительный поросячий визг больно бьет по ушам. Грузное студенистое тело сатаниста падает на разбитый асфальт. Я слышу треск лопающейся перезрелой тыквы – это раскалывается пополам от чудовищного удара его череп. Несколько теплых липких капель в момент удара летят мне в лицо. Я приседаю на корточки и заглядываю в мертвые удивленные глаза толстяка. Вдруг они оживают, один из них лукаво подмигивает мне, лицо приходит в движение, и Порос радостно лопочет, хрустя сломанной челюстью:
– Вы думаете, представление уже закончилось, батюшка? Девчонка сопливая нашлась, и конец?! Ошибаетесь! Шоу живых мертвецов еще только начинается! Добро пожаловать в первый ряд, отец Павел… А-а, вот и актеры подоспели! – булькает Порос, глядя куда-то поверх моего плеча. Изо рта у него начинает сочиться кровавая пена. – Привет, ребята! Буль-буль! Кажись, отлетался…
Я рывком оборачиваюсь, вскакиваю на ноги и вижу двух совершенно одинаковых громил в спортивных костюмах, с обритыми наголо головами и бульдожьими физиономиями.
– Ну что, генералу вздумал звонить, падла?! – размахивая перед моим лицом распальцовочкой, нагло цедит сквозь зубы один из них. – А генерал-то уже давно тю-тю! Гниет вдали от родины, весь уже опарышами изъеден, одни голые кости остались. Хочешь к нему?!
– На, поп, подписывай, – сует мне в лицо какую-то бумагу с гербовой печатью второй браток. – На месте твоего дома мы построим водочный заводик! С такой классной родниковой водичкой отрава получится вку- у-усная! Много людей подохнет!
– Это дом отца Сергия, – чужим хриплым голосом начинаю вдруг объяснять я.
– Ой, уморил! Ой, держите меня! – Первый браток падает на пятую точку и начинает дрыгать в воздухе ногами от смеха. – Какой такой отец Сергий?! Ты что, с луны свалился?!
– Помер он уже давно, – лениво сообщает второй близнец. – Как и обещал, не дожив до понедельника. Теперь ты хозяин развалюхи. Подписывай давай, наследничек, у нас спирт прокисает и бутылки пылятся, пора начинать производство…
Я с размаху засвечиваю одному из брательников кулаком в лицо. Но он вдруг исчезает, а я по инерции лечу вперед, натыкаюсь на невидимую стену и оказываюсь в квартире Пороса. Со связанными руками, стоя на коленях. Рогатая и клыкастая статуя сатаны вдруг оживает, сходит со своего места и начинает с воплями и бранью метаться по комнате, сверкая красными глазами и цокая козлиными копытами по паркету. Сквозь разбитое внезапным порывом ветра окно и развевающиеся бордовые шторы с вышитыми золотом пентаграммами в сатанинский храм врывается вихрь сухих листьев, они смерчем крутятся в воздухе и с шорохом, похожим на шепот тысячи голосов, ложатся на пол, выстилая его ковром. Нечистый отпускает очередное проклятие, подбегает ко мне, хватает за горло и начинает душить, злорадно приговаривая:
– Ты думаешь, отмазал дурачка Скопцова от вышки, так теперь все?! А настоящий-то маньяк гуляет на свободе! Это он изнасиловал твою жену и насадил ее на кол, а заодно и твоего зародыша! Жаль, дурику Люциферу не удалось принести тебя в жертву. Ангел-хранитель, блин, помешал… Ну ничего, ничего, скоро мы с тобой снова встретимся… Слышишь этот шелест? Это идет твоя смерть! Она уже пришла! Эй, старуха, забери вот этого клоуна в рясе…
Изо рта рогатого урода начинает капать тягучая слюна. Он продолжает стискивать мою шею железными пальцами и облизывается раздвоенным на конце языком змеи. Шорох кружащих по ритуальному залу листьев переходит в оглушительный треск, он становится все сильнее и сильнее и вскоре заглушает все остальные звуки. Я напрягаю все силы, разрываю стягивающую запястья веревку и, вцепившись в предплечья поросших жесткой свиной щетиной корявых лап, дергаю что есть мочи… Неожиданно легко они отламываются…
…В следующий миг я подпрыгнул на кровати, лихорадочно озираясь по сторонам, и тут же прижал ладони ко рту, забившись в душераздирающем кашле. Инстинктивно сполз с кровати на пол, стянув за собой сбившиеся в комок влажные от пота простыни, и, захлебываясь от кашля и слез, по-пластунски двинулся к двери. За окном полыхали, бросая жуткие отсветы на стены комнаты, оранжевые языки пламени. С трудом я понял, что это уже не сон и бревенчатый дом отца Сергия действительно объят пламенем. По комнате черным вязким туманом стелился проникающий во все щели угарный дым!
– Отец!.. – Я пытался закричать, но изо рта вырвался только сдавленный хрип. Голова раскалывалась, сознание таяло, тошнота подступала к горлу…
Ядовитый воздух обжигал легкие. Свободной от медленно поднимавшегося под потолок дыма оставалась только узкая полоска пространства у самого пола. Припадая лицом к крашеным доскам, я дополз до двери и ударом кулака распахнул ее, почти не ощутив боли, молнией полыхнувшей в разбитых суставах пальцев. Где-то со звоном лопнуло накалившееся от огня оконное стекло…
Отец Сергий, слава богу, был жив, и это придало мне дополнительные силы, спасло от роковой потери сознания. Протоиерей тоже проснулся от дыма, поднялся с кровати и теперь стоял на коленях возле печи, покачиваясь и держась руками за горло. Его лицо стало землисто-серым, широко открытые глаза были неподвижны, лишенное живительного кислорода тело конвульсивно вздрагивало. Еще чуть-чуть, и изношенное сердце старика не выдержит…
Охвативший уже весь фасад дома огонь свирепо вгрызался в старое сухое дерево. Над головой с грохотом и треском начал взрываться шифер. Внутри дома все окончательно заволокло черным угарным дымом, жар становился все сильнее. У меня оставались считаные секунды, чтобы спасти жизнь старика и свою собственную. На мне уже тихонько начинала тлеть одежда…
Говорить не было сил – в легкие словно залили раскаленный свинец. Поэтому я без лишних слов двумя отчаянными рывками дополз до отца Сергия, схватил его за воротник льняной рубахи и с упорством рвущегося из трясины, увязшего в болоте кабана что есть силы поволок старика в сени. Там каким-то чудом продолжала светить лампочка, хотя уже начинала мигать…
В глухих сенях дышать было еще труднее, чем в комнатах, куда через лопнувшие стекла окон вместе с языками пламени проникал свежий воздух с улицы. Однако он же способствовал стремительному распространению пожара, его языки уже начали свой ужасный танец внутри дома, тянулись к киоту с иконами.
Я плохо сознавал, как мне удалось, волоча за собой уже не подающего признаков жизни отца Сергия,
