Бересневым? Давно бы уже отдыхал на нарах в Чека и ждал расстрела. Черт побери, да он в своем нынешнем положении даже с обычным дворовым хулиганом навряд ли справится, окажись тот достаточно шустрым! Разве это не унижение для настоящего бойца?! Это хуже. Это – жизнь одноклеточной амебы.
Решено. Сегодня же, после возвращения в Метелицу, он пойдет в сарай, приведет там все в порядок и начнет тренироваться. Под лежачий камень вода, как известно, не течет. Если в результате занятий будет хоть крохотное улучшение – отлично. А если от нагрузок станет только хуже и колено воспалится, окончательно потеряв подвижность, значит, судьба у него такая…
Погрузившись в мысли, Ярослав тупо смотрел прямо перед собой в запотевшее трамвайное стекло. Где-то справа, в глубине до отказа заполненного пассажирами вагона, тихо захныкал маленький ребенок, и этот звук почему-то заставил Охотника встрепенуться, скосить взгляд. Он вспомнил свои вчерашние невеселые наблюдения – в нынешнем послеблокадном Ленинграде почти не было маленьких детей, – скользнул взглядом поверх голов, но так и не разглядел в толпе плачущего малыша. Нового жителя мирного города. В том, что плакал именно младенец, появившийся на свет в год Великой Победы, не было никаких сомнений…
Зато Ярослав вдруг заметил нечто, заставившее его непроизвольно напрячься и даже на секунду перестать дышать. Охотник воочию, с расстояния в два шага, увидел то, что почти никогда не удается лицезреть ни пассажирам, ни тем более милиции, – он стал свидетелем кражи. В памяти тотчас всплыло растерянное лицо агронома Шурика и заплаканное личико его жены Вари, у которых вот такой же щипач вчера вечером увел кошелек с деньгами и продуктовыми карточками. Ах ты, сволочь!
Позади грузного, краснощекого, пузатого мужика лет пятидесяти «с хвостом», в глубоко натянутой на голову мокрой шляпе, стоял, плотно прижавшись к нему грудью и гибко покачиваясь в такт колебаниям толпы, маленький рыжеватый парень, лет двадцати пяти, в клетчатой серой кепке и неброской курточке. Его изящная, как у пианиста, чувствительная кисть левой руки уже на две трети залезла в расстегнутый кожаный портфель толстяка. Быстро оценив ситуацию, Ярослав понял, что возможность наблюдать происходящее была только у него одного. Трамвай был забит битком. Стоявшие вплотную к вору и его ни о чем не подозревающей жертве люди не могли даже шевельнуться, тем более смотреть ниже плеча соседа. Те двое пассажиров, что находились дальше в вагоне, вообще стояли к вору спиной. Женщина, сидящая перед толстяком, откровенно дремала, закрыв глаза и подперев щеку рукой. Никто ничего не видел. Что, в общем, неудивительно. По точности движений было понятно – работает настоящий профессионал. Мастер своего дела. Виртуоз карманной тяги.
Ярослав стоял, не шелохнувшись, внимательно наблюдая за действиями щипача. Рыжий тем временем нащупал в глубине портфеля какой-то небольшой, обернутый материей, продолговатый предмет, похожий на крохотный кирпичик, ювелирно извлек его наружу и – тут же, без паузы, вложил в протянутую руку! Вот в чем дело! Их было двое! Ловко, ничего не скажешь. Теперь рыжий чист. Попробуй докажи, что кража – его рук дело. Столько крика и вони будет. Я – не я, и лошадь не моя. Второй – столь же невысокий и щуплый, как и рыжий вор, но значительно старше его по возрасту, лет под сорок – подельник, получив добычу, мгновенно спрятал ее в боковой карман своего драного латаного пальтишки на рыбьем меху и, расталкивая пассажиров, юрким ужом двинулся к входной двери. Трамвай, надрывно звеня, уже сбавил ход и тормозил у очередной остановки. Как раз той, где собирался выходить Охотник, – неподалеку от Никольского морского собора. Все, медлить больше нельзя, пора вязать этих уродов. Кто знает – может, это те самые, которые вчера взяли кошелек у «узбеков». А если нет – какая, к черту, разница? Пусть милиция с подонками разбирается.
– А ну стоять! – громко, на весь трамвай, крикнул Ярослав и, потянувшись, успел-таки ухватить за шиворот почти добравшегося до двери подельника. – Граждане! Это воры! Держите второго, рыжего!!!
Трамвай загудел, зашевелился, как растревоженный улей. Ленинградцы, видимо уже настрадавшиеся от трамвайных воров и зело наслышанные о бедолагах, лишившихся благодаря таким вот щипачам кровного заработка, отреагировали стремительно: несколько пар рук схватили рыжего, еще два мужика мертвой хваткой вцепились в уносящего добычу подельника, придя на помощь Охотнику. А, казалось, дремлющий стоя толстяк, услышав про воров, заметно вздрогнул. Челюсть его отвалилась. Глаза застыли.
– Че за дела?! Отпустите меня! Я не при делах! Этот хромой туфту гонит! – заорал, пытаясь вырваться, рыжий. Не тут-то было. Его подельник при первых признаках шухера попытался сунуть руку в карман пальто, чтобы сбросить на пол главную улику – сверток, но ему не позволили – повисли на обеих руках, как гири, полностью обездвижив и пригнув лицом к полу. Вор скрипел зубами, отчаянно матерился, но уже не дергался. Понял – бесполезно. Взяли на кармане. С поличным. Теперь его ждет быстрый суд, срок и лагерь. Где-нибудь на курортах не столь уж и отдаленной Республики Коми.
– Мужчина! Вы-вы, да, – обратился к толстяку Ярослав. – Проверьте, пожалуйста, портфель. Кажется, кое-что из того, что лежало там полминуты назад, сейчас отсутствует…
Толстяк подпрыгнул, как ужаленный, когда обнаружил пропажу. Со страхом, перемежающимся с растерянностью, пролепетал, глядя на Ярослава:
– Деньги пропали. Тридцать тысяч. Я… только что три картины продал. Из личной коллекции. Я – искусствовед, из Русского музея.
– Не пропали ваши денежки, к счастью, – шумно вздохнул Охотник, поняв, что дело сделано. – Сверток в кармане вот у этого типа, в синем пальто. Только не доставайте пока! – упреждающе предупредил он держащих вора мужчин. – И ему не позволяйте! Это должна сделать милиция. При свидетелях.
– Спасибо, товарищ капитан, вы меня спасли!!! – громко икнул, подобострастно глядя на Ярослава, толстяк. Протиснулся навстречу, с чувством пожал руку. И вдруг, резко изменившись в лице, развернулся на сто восемьдесят градусов и с такой силой врезал рыжему ворюге в нос, что у того мгновенно помутнел взор и подкосились ноги. Нокаут. Если бы не вцепившиеся в куртку и руки рыжего сразу с трех сторон бдительные пассажиры, щипач наверняка рухнул бы бесчувственной чуркой на пол вагона. Но ему, мягкому, как тряпичная кукла, не позволили, удержав в вертикальном положении. Из разбитого носа щипача вытекли две быстрые рубиновые струйки. Кровь обогнула губы и начала капать с подбородка на грудь, расплываясь темным пятном на шарфе…
– Я в молодости боксом занимался, – поймав на себе заинтересованный взгляд Охотника, с гордостью сообщил толстяк, потирая отбитые костяшки руки.
– Красивый удар, – согласился Охотник. – Эй, там! Скажите трамвайщику, пусть не открывает двери и бежит за милицией, – распорядился Ярослав. – Кажется, участок здесь рядом, за углом.
– А что вы тут распоряжаетесь?! По какому праву?! – возмутился кто-то, стоящий на ступеньках. – Мне выходить надо! Я опаздываю на встречу!
– Подождешь, старый хрен, ничего с тобой не случится, – грубо осадил его другой мужской голос. – Не каждый день карманников с поличным ловят…
Глава 7
За добро надо платить
Милиция, числом четверо – трое в форме и один в штатском, прибыла на место кражи уже через пять минут. Зрительная память Ярослава, много лет назад случайно, мельком, запечатлевшая где-то в этом квартале дверь с табличкой и припаркованный рядом черный автомобиль, действительно его не обманула – околоток находился поблизости от Никольского собора. Буквально в двух шагах. Милицонеры оказались служаками ушлыми, опытными, и времени зря не теряли, действуя быстро и четко. Зашли в трамвай, блокировали задержанных гражданами воров, накоротке выслушали очевидцев – главным образом Ярослава, тут же, призвав понятых, произвели изъятие свертка, в котором оказались деньги. Тридцать тысяч рублей. Сумма просто огромная. Большинство пассажиров трамвая впервые видели такие бешеные деньги собственными глазами. По вагону прошел гул. Ярослав еще слабо ориентировался в ценах, но, как не без зависти заметила какая-то любопытная дамочка артистического вида, протиснувшаяся из толпы ближе к месту действия: «За такие деньжищи можно запросто купить приличный, ухоженный финский домик где- нибудь в живописной зоне, на северном побережье Финского залива».
Если так, то толстяку действительно было от чего в первые секунды после кражи впасть в отчаяние. Он буквально места себе не находил, пока милиционеры не произвели изъятие вещдока и окончательно не выяснилось, что деньги целы.
Когда необходимые по закону формальности на месте происшествия были закончены, старший группы, представившийся майором Щербатовым, предложил Ярославу, потерпевшему и двум пассажирам-понятым
