территории рудника? У меня есть на этот счет свое, весьма однозначное мнение, но вначале я хотел бы услышать, что ты скажешь. И сравнить.
– Пожалуйста. Хотя я уверен, что, как человек неглупый, ты правильно догадался. В отличие от идиотов, регулярно наведывающихся в «Чайную розу» и жалующихся там друг другу, и особенно – шлюхам, на свою хреновую жизнь. Генералу, как хозяину, безусловно интересно знать, какие настроения царят среди Kameraden. Все, кто работает в борделе, ежедневно докладывают специальному человеку обо всем, что услышали. А тот уже передает непосредственно Майне. Находись кабак на территории Вервольфштадта, многие из солдафонов крепче держали бы языки за зубами. А здесь, в Лас-Суэртосе, где нет ни заборов со спиралью Бруно, ни наблюдательных вышек, ни жесткой казарменной дисциплины, они чувствуют себя гораздо свободнее и раскованнее. Расслабляются на полную катушку, с пьяных глаз заплетающимся языком выкладывая девицам все, что накопилось в их поганой душонке.
– Значит, я не ошибся, – прищурился Охотник. – Не позднее чем сегодня в обед господин генерал узнает о некоем странном швейцарском торговце, накануне споившем до беспамятства два десятка бывших эсэсовцев, а некоторым из них, с кем сидел рядом, даже подарил на ночь по шлюхе. Не обделив и самого себя.
– Информация с бородой, – фыркнул Сомов, обнимая Ярослава. – Между «Чайной розой» и кабинетом Шальке проложена прямая телефонная линия. Так что, готов спорить: хозяин с самого утра в курсе твоих подвигов на поприще пропаганды алкоголизма. И с нетерпением ждет, когда ты очухаешься с жуткого бодуна, опохмелишься, позавтракаешь, приведешь свое лицо в более-менее сносный вид и нанесешь ему обещанный визит. Дабы лично познакомиться со столь необычным для этих дремучих мест гостем, совсем по-русски швыряющимся деньгами. Ну, и со всем старанием проверить тебя на зуб. А вдруг фальшивый?
– Челюсти сломает, – оскалился Ярослав. – Стало быть, ты и доставишь? На своей калоше с моторчиком?
– Не только доставлю, зятек ты мой ненаглядный, но даже проведу через контроль и доложу, как послушный швейцар! – пообещал Сомов. – Ты подошел к пристани, представился и попросил отвезти тебя в Вервольфштадт. Насчет вчерашнего бедлама я уже был информирован полицейским лейтенантом, так что мы немного поболтали и – полный вперед.
– Так и было, – сказал Охотник. – Дешево, сердито и главное – достоверно. А по поводу моей вчерашней щедрости, так русская кровь тут ни при чем. Я разве не сказал? У Ганса Розенберга вчера был самый настоящий юбилей. Тридцать лет. Такую круглую дату не грех и отметить. Кстати, она, как положено, пропечатана в паспорте.
– Молодец, и здесь подсуетился, – рассмеялся Леонид Иванович. – Сгодится. Только, прежде чем прыгнуть в пропасть, давай еще раз обсудим ключевые детали операции. Слушай и запоминай, малыш…
Глава 24
Ва-банк
Вервольфштадт – нелепый и сумбурный, открывшийся взору Охотника, благополучно миновавшего жесткий контроль на входе с помощью сенсея, своим видом напоминал построеную наспех, но со старанием колонию завоевателей, состоящую из похожей на концлагерь промзоны, военного городка и крохотного оазиса для богатеев, с аккуратными лужайками и одноэтажными домиками в немецком стиле, раскинувшегося где-нибудь в живописном уголке Альп или на берегу Женевского озера. Тренировочные площадки и открытый тир соседствовали с двумя длинными казармами для охраны. Позади выстроившихся в прямую линию полудюжины шале, где и жили господин генерал с его ближайшим окружением, была отлично видна покрытая бетонными плитами взлетная полоса, на которой стоял небольшой самолет, охраняемый двумя автоматчиками, спрятавшимися от солнцепека под специально сооруженный навес. И лишь вдалеке, левее, за всем этим колониальным винегретом, находился еще один высокий забор с КПП, к которому от первого контрольного поста вела отдельная, проходящая вдоль периметра, по самому краю территории, ограниченная с одной стороны наружным забором, с другой – металлической сеткой, широкая дорога, предназначенная для прохода рабочих из Лас-Суэртоса. Там, вдали, за трехметровым деревянным забором с наблюдательными вышками, и располагался алмазный рудник. Который, справедливости ради стоит отметить, Ярослава абсолютно не интересовал. Старательно прихрамывая, он уверенно шел рядом с Сомовым, стуча тростью по дорожке и ощущая на себе любопытные взгляды, с ленивой полуулыбкой перекидываясь с Леонидом Ивановичем ничего не значащими фразами, в то время как его взгляд, автоматически запоминающий расположение зданий вокруг, был прикован к самому роскошному из шале, возле входа в который, как и положено, стоял вооруженный автоматом охранник. Подойдя поближе, Охотник без труда узнал в нем носатого Леона Брауна, любовника продавщицы билетов на «Гаучо», Мерседес.
– Хозяин у себя? – сухо спросил профессор.
– Да, герр Соммер, – ответил Браун, расправив плечи. – Но у него сейчас доктор Тиллер. С саквояжем.
– Что-то серьезное? – нахмурился Сомов.
– Видимо, опять беспокоит старая рана, – предположил Леон. – Обычное дело.
– Ясно. Тогда скажи господину Майне, что я привел швейцарца. Того самого, из «Чайной розы», – ухмыльнулся Леонид Иванович, демонстративно похлопав Охотника по плечу.
По кислой улыбке, мелькнувшей на орлином лице бывшего эсэсовца, Ярослав сразу понял – о вчерашней халявной попойке в борделе знает уже, наверное, весь поселок. Такая горячая и любопытная информация в замкнутом пространстве распространяется мгновенно. Что ж, именно этого он и добивался. Разве может вызвать подозрение немец с инвалидной палкой, несдержанный на язык, склонный к выпивке, разнузданному веселью и совершенно не скрывающий от собутыльников, что он – счастливчик, Kamerad, удачно устроившийся в оккупированной русскими и американцами Европе? Столь вызывающее поведение земляка с гарантией заинтересует генерала. Это значит, что Шальке обязательно примет его. Хотя бы из чистого любопытства. Что, в общем, и требуется для окончания первого этапа миссии.
А дальше пойдет уже совсем другая игра. Ва-банк.
– Думаю, герр Соммер, данный визит не срочен и не носит экстренного характера. А значит, придется подождать, пока не уйдет врач, – став чуть тверже лицом, непреклонно сказал Браун. – Тогда я сообщу господину Майне.
– Ладно, – дернул щекой Леонид Иванович. – Ты прав. Придется подождать, герр Розенберг, – обернувшись к Ярославу, лениво бросил сенсей. – Вы сами все слышали…
– О, да! – мгновенно оживился Охотник. – Кстати! Я думаю, что смогу быть полезен вашему хозяину и в этом щекотливом деле! Наша фирма недавно получила поистине чудотворный бальзам, на основе горных трав! Он великолепно лечит даже сильные ожоги, не говоря уж о ранениях! В ваших невыносимых климатических условиях любая царапина может обернуться катастрофой, значит, бальзам просто необходим! И цена, господа – она вполне приемлемая, уверяю вас!
– Хорошо, хорошо, – фыркнул Сомов, переглянувшись с эсэсовцем. – Я вам верю, герр Розенберг. Судя по тому, как щедро вы угощали моих подчиненных накануне, денежки у вас водятся. Значит, дела у фирмы идут бойко. И товар наверняка достойный. Но я эти вопросы не решаю. Я всего лишь инструктор по физподготовке.
– Я понимаю, господа, – кивнул Охотник. – И не сомневаюсь, что мое предложение заинтересует вашего хозяина! Если бы я не был в этом уверен на все сто процентов, то не притащился бы в такую даль! У меня хорошее предчувствие, что мы с господином Майне договоримся…
Дверь дома бесшумно распахнулась и оттуда вышел высокий, худощавый и сутулый мужчина лет сорока с тонкой кожей, острыми, как у крысы, ушами, узкой полоской усов над маленьким изогнутым вниз ртом и почти полным отстутствием не только волос на голове, но также ресниц и бровей. С таким на редкость неприятным типом Охотник воочию сталкивался впервые. Ярослав невольно стиснул челюсти, когда тот, задержавшись на секунду на пороге, скользнул по нему своим мутным, как у трупа, взглядом. Это был доктор Вольфганг фон Тиллер. Саласпилсский палач по кличке Задница. Номер двадцать один в особом списке ГРУ приговоренных к смертной казни беглых нацистов.
– Как здоровье хозяина, доктор? – выбрасывая окурок, спросил Сомов у спустившегося по ступенькам Шлеха, словно случайно обдав «знахаря» густым облаком дыма.
