мизерикордию и совершенно спокойно ткнул ею в глаз хозяину. — Поторопись: до Зайда рукой подать. А лишние свидетели нам ни к чему…
Глава 36. Аурон Утерс, граф Вэлш
Надежда на то, что мы сможем добраться до Свейрена за четверо суток, умерла к середине первого дня пути. Вернее, не умерла, а скончалась в жутких муках от руки моего верного оруженосца. Если бы не его 'потрясающие способности' к лицедейству, то мы, выбравшись на Зайдский тракт, смогли бы мчаться в столицу Делирии, останавливаясь в придорожных тавернах только для того, чтобы переночевать. И не особенно беспокоясь о проверках: имеющиеся у нас подорожные практически не отличались от оригиналов, а шансы встретить по дороге людей, способных понять, что подпись графа Сарбаза и его личная печать являются подделками, были равны нулю. Однако… первая же попытка проехать мимо встречного патруля закончилась побоищем.
Нет, сначала все шло, как надо: воины, увидевшие вышитые на наших сюрко эмблемы Ночного двора, поприветствовали нас поднятыми над головой сжатыми кулаками. Я повторил их жест… и тут патрульные выхватили мечи!
Как потом оказалось, при виде вооруженных вражеских солдат мой великовозрастный оруженосец тут же изменился в лице и 'осторожно' потянулся к топору…
…В общем, конец первого и весь второй день мы передвигались по проселочным дорогам и бездорожью, тренируясь правильно реагировать на делирийцев. И в итоге умудрились оставить в живых аж два разъезда! Правда, сумасшедший успех на редкость талантливого ученика не помешал мне встретить третий рассвет в поле: испытывать вновь обретенные навыки Томаса Ромерса в городе Фарбо, столице одноименного графства, я бы не стал даже под страхом смертной казни. Мало того, перспектива открыто проехаться по владениям графа Эрвела Фарбо наверняка не обрадовала бы даже Кузнечика.
…Граф Фарбо, отставной тысячник делирийской армии, начинавший служить еще при деде Иаруса Молниеносного, несмотря на свой крайне почтенный возраст, отличался крайней подозрительностью и на редкость сволочным характером. По рассказам учителя, чуть ли не четверть населения графства в той или иной степени занималось самым любимым делом своего сюзерена — играло в войну. Судьи и тюремщики, мастера пыточных дел и соглядатаи — для обеспечения порядка и 'благоденствия' их хватало за глаза. Количеству стражников, без дела шарахающихся по тихим улочкам этого городка, могла бы позавидовать столица любого королевства Диенна, а бдительности каждого из них — Внутренние службы большинства правящих династий. Любой прохожий, не имеющий с собой подорожную, мгновенно оказывался в графской тюрьме, где им начинали заниматься палачи. А самый легкий намек на желание совершить какое-нибудь преступление заканчивался на виселице или на плахе. Несмотря на практически полное отсутствие преступности, лобное место города без дела не простаивало: как минимум раз в седмицу на нем проводились показательные порки нерадивых солдат, а месяц, в который выживший из ума граф умудрялся казнить меньше десяти человек, его вассалы считали счастливым…
Краткий пересказ привычек бывшего тысячника вверг Тома в состояние черной меланхолии. Все четыре часа, потребовавшиеся нам на то, чтобы добраться до границы этого лена он молчал. А когда мы, наконец, проехали деревушку с говорящим названием Виселицы, за которым начиналась граница баронства Эрде, он неожиданно поинтересовался:
— А что мешает его вассалам куда-нибудь сбежать?
— Каждому ребенку, разменявшему четвертую весну, на предплечье выжигают эмблему рода Фарбо. А любой дворянин, приютивший у себя беглого вассала графа, становится личным врагом этого ненормального… — буркнул я. — А если учесть то, что у старикашки восемь сыновей, семь из которых занимают очень солидные должности в армии и при дворе, и еще пара десятков не менее воинственных внуков, то желающих повоевать против него находится немного…
…Кусок дороги от Виселиц и до города Морось прошел без каких либо происшествий — за полтора дня скачки мы встретили всего три патруля, ни один из которых даже не поинтересовался, что люди графа Сарбаза делают так далеко от столицы. Поэтому до здоровенного вертела, на котором болталась вырезанная из куска мятого железа кабанья голова, мы добрались не поздно вечером четвертого дня, как я планировал, а днем. За два часа до заката.
Увидев, что я поворачиваю коня на вытоптанную конями посетителей дорожку, начинающуюся под вывеской постоялого двора, еле сидящий в седле Том ошалело посмотрел на все еще висящее в небе солнце и на всякий случай даже потер глаза руками.
Естественно, от этого солнце не закатилось. И даже не попыталось скрыться в облаках. Может быть, потому, что на совершенно чистом небе их не наблюдалось?
Тогда мой оруженосец собрался с духом, и, пришпорив измученного не меньше него коня, хрипло поинтересовался:
— Простите, милорд! А что, у нас незапланированный привал?
— Угу… — усмехнулся я. — Мой учитель утверждает, что на этом постоялом дворе молочных поросят зажаривают лучше, чем в любом другом месте Диенна. И что человек, побывавший в Делирии и не заехавший в 'Поросенка' — полный и законченный идиот…
У парня отвалилась челюсть. Несколько раз моргнув, он помотал головой, потер ладонями лицо и снова уставился на меня:
— И это — достаточно веская причина для того, чтобы останавливаться на привал в середине дня?
— Почему нет? — невозмутимо ответил я. А потом, поняв, что моего оруженосца вот-вот хватит удар, улыбнулся: — Конечно, есть и другая причина: посмотри на себя! Четыре дня пути превратили тебя в сонное, постоянно зевающее существо, давно успевшее забыть, с какой стороны надо хвататься за топор…
— Я в порядке! — возмутился Ромерс.
— Может быть… — примирительно подняв перед собой руки, усмехнулся я. — А я — нет. Ты же видел — сегодня я полдня бежал рядом с конем. Почему, по-твоему?
— Боитесь сверзиться с лошади, ваша светлость? — сообразив, что я пытаюсь пошутить, ехидно поинтересовался Том.
— Угу. И превратиться в 'вашу темность'… или 'вашу грязность'… — кивнул я. — Кроме того, завтра ночью спать нам не придется… В общем, я решил, что сегодня надо отдохнуть… Ну… и поросенка попробовать хочется…
— Белье стирать умеешь? — поинтересовался я у Тома, сворачивая с Зайдского тракта на покрытое стерней поле, за которым прихотливо извивалась речка Мутная.
— Простите, милорд? — ошарашено переспросил он.
— Белье, спрашиваю, стирать приходилось? Или графам Ромерсам стирают только служанки?
Ромерс слегка покраснел, сдвинул брови и признался:
— Это, конечно, неблагородно, но… приходилось…
— Отлично… — улыбнулся я. — Значит, сейчас мы уделим час времени этому неблагородному делу и перестираем все, что у нас есть…
Том чуть не упал с коня:
— Зачем, милорд?!
— Чужой город. Куча симпатичных дам… А от нас прет потом, своим и конским… Представляешь себе выражение их лиц?
— Вы собрались на королевский бал? — сообразив, что я опять шучу, ехидно поинтересовался он.
— Почти… И там, где я планирую провести сегодняшнюю ночь, запах пота будет совершенно лишним…
— И как же называется это место? — поинтересовался Томас, а потом, поняв, что косвенно
