А вот Жаба не успевает — его хриплое дыхание и гулкий топот сапог раздаются далеко за спиной. Все тише и тише…
«Плевать!» — мелькает в голове, и через мгновение я вдруг замираю в шаге от вражеского строя.
Четыре меча распарывают пустоту, потом начинают движение назад, и я, метнувшись вперед и упав на одно колено, вбиваю свой меч в ближайший ко мне сапог. Удар стальной стены из щитов снова приходится в пустоту. А потом в строю появляется первая трещина: нож, брошенный мной во время прыжка назад, находит глазницу раненого и обрывает нить его жизни…
Сменить бойца в первой линии воины не успевают: слева от меня раздается смачное хекание, и секира Жабы врубается в шею мечника, пытавшегося занять место поверженного товарища.
…Удар меча, направленный ему под мышку, я отвожу рубящим ударом по запястью. И тут же вбиваю свой щит в щит воина, еще не успевшего понять, что он только что потерял кисть.
Мечник, стоящий за ним, реагирует на потерю равновесия своим другом весьма своеобразно — выставив перед собой щит. И сдуру открывает мне бок. От бедра и до подмышки… Чем я, естественно, и пользуюсь…
…Жаба, выполняющий приказ Двурукого, смещается вслед за мной. И, прикрываясь щитом от атак разворачивающихся мечников, опускает секиру на голову безрукого. А потом почему-то теряет равновесие…
Увидев арбалетный болт, торчащий из его правого бока, я вспоминаю про стрелков и тут же срываюсь с места. И в бок моей последней жертвы тут же впивается предназначенный мне арбалетный болт…
…В два прыжка преодолев расстояние до вражеского мага, я вбиваю спату в его живот. И, на всякий случай, дождавшись, когда его вскинутые в защитном жесте руки начнут опускаться к ране, вонзаю клинок еще и в горло.
Все! Отводить взгляды теперь некому! Значит, бой будет честным. Сталь против стали. Мечи против мечей. И…
Додумать мысль до конца у меня не получается — уход за спину оседающего на землю мага получается просто идеально. А вот попытка прикрыться его телом от ударов мечников — нет. И мой правый бок обжигает острая боль…
…Удар щитом вправо-вбок. По предплечью мечника, не успевающего вытащить застрявший в ране клинок. Моя спата проскальзывает в щель между щитами, дотягивается до яремной вены противника и убивает…
«Он твой, Жнец!» — усмехаюсь я и… чувствую волну слабости, от которой начинают подгибаться ноги…
Смещаюсь назад, успевая подцепить сапогом стопу еще одного воина. Подсекаю… Однако вбить меч в горло потерявшему равновесие воину у меня не получается — спата вдруг наталкивается на подставленный кем-то щит.
Вспышка боли в правой ноге… Тупой удар в плечо… Вспышка боли в левой стопе…
…Атака справа. Отшатываюсь от клинка, упираюсь спиной в дерево и рычу от бешенства: правая нога не выдерживает моего веса и начинает подгибаться…
Белый высверк меча… Я вскидываю щит и криво усмехаюсь — успел… А потом… слепну — по лицу начинает литься кровь из рассеченного лба…
…Удар в левую руку. Чуть выше локтя. Откуда-то сзади… Потом еще один — в бок… Мечник слева? Сдвигаю щит назад… и чувствую, как еще один удар застревает в кольчужной юбке. Больно! Бью наугад, в кроваво-красную тьму перед глазами, и тут же слышу скрежет разрываемых колец — кольчуга, подаренная отцом на совершеннолетие, не выдерживает удара в упор…
Бью навершием рукояти вправо… Слышу звон, приглушенный вскрик, а потом мне на голову обрушивается небо…
— Я… жив? — чувствуя, как лопаются губы, спрашиваю я.
— Да, ваша милость, — отвечает женщина. — Если это можно назвать жизнью…
Глава 8
Король Азам Истовый
Кое-как оклемавшись от очередного приступа слабости, король Азам собрался с силами и переполз на другую половину кровати — лежать на мокрых от пота простынях было холодно и противно. Дотянувшись до глиняного кубка с еще горячим отваром из листьев и плодов рябины, он взял его двумя руками, немного погрел об него ладони и, задумчиво уставившись на изрезанный рунами столбик балдахина, сделал пару больших глотков.
«Руны, печати, пентаграммы… — мрачно подумал монарх. — Не опочивальня, а алтарь… Зато я все еще жив… С ума сойти — тринадцать с половиной лет на грани ухода в Сияние! Тринадцать с половиной лет, украденных у Темного Жнеца! Неужели и Руиса ждет то же самое?»
— Ваше величество! — услышав голос дворецкого, король Азам заставил себя отвлечься от горьких мыслей и вопросительно посмотрел на замершего в поклоне слугу.
— Да?
— Эрр Урден только что проехал через Восточные ворота и двинулся по улице Медников, сир! Он едет во дворец…
— Отлично! — обрадовался его величество. И, поставив кубок на поднос, откинул в сторону одеяло. — Постельничего ко мне! Немедленно…
Эрр Урден выглядел неважно — увидев его измученное, покрытое дорожной пылью лицо и мантию, заляпанную грязью, король Азам вдруг почувствовал стыд. И, жестом отпустив слуг, перестилавших постель, хмуро поинтересовался:
— Что случилось с твоей каретой?
— Ничего, сир… — устало пробормотал маг. — Я оставил ее в Элинваре: из-за скотины Лоуда я потерял целые сутки. Боялся не успеть…
— То есть всю обратную дорогу ты провел в седле? — зачем-то уточнил монарх.
Щепка утвердительно кивнул. И, сообразив, что общается не с кем-нибудь, а со своим сюзереном, мгновенно исправился:
— Да, ваше величество…
— Спасибо, — благодарно улыбнулся король Азам и вздрогнул: по позвоночнику прокатилась волна леденящего холода. Значит, новый приступ не за горами…
— Что, начинается? — заметив, как изменился взгляд сюзерена, встревоженно поинтересовался маг.
— Еще минут десять. Наверное… — скрипнув зубами, отозвался король. — Пока еще терпимо…
Вглядевшись в глаза монарха, Щепка отрицательно помотал головой:
— Меньше… Восьмые сутки… Надо идти в лабораторию, сир! И чем быстрее — тем лучше…
— Как скажешь. — Король Азам обреченно пожал плечами и, сделав шаг к стене, прикоснулся к барельефу, изображающему псовую охоту.
Едва различимый шелест сдвигающейся в сторону каменной плиты почему-то вызвал у него неприятные ассоциации: с точно таким же звуком обычно поворачивалась и стена, ведущая в королевскую усыпальницу. В место, где его, Азама, уже давно ждал огромный резной саркофаг. И… скорое забвение…
— Разрешите, сир? — Заметив, что его величество замер перед потайным ходом, маг подхватил со
