— Уважающий себя дворянин сначала представляется… — там, в прошлом, пробормотала я. А я- сегодняшняя прикипела к глазам своего похитителя: в них вот-вот должно было появиться самое настоящее чувство вины! Вины передо мной!
Конечно же, оно появилось. Сразу же, как только граф понял, что у меня затекли руки:
— Кровообращение сейчас восстановится…
'Угу… Восстановится… А ты сейчас покраснеешь…' — ехидно подумала я. И… остановила Время: смотреть на то, как лицо графа заливает краска стыда, мне почему-то расхотелось.
Сообразив, что опять 'поплыла' и готова потеряться в приятных воспоминаниях, я мысленно обозвала себя дурой, кое-как отрешилась от всего, что говорил мне Утерс-младший и принялась вглядываться в окружающий его рельеф.
'Две сосны над обрывом… Правильно… Пять камней, похожих на жемчужины в баронской короне… Вот… Перекат с двумя валунами, похожими на женские колени… Отмель… Луг… Дуб на опушке… А где тот самый овраг? Должен быть чуть правее дуба… Вот!!!'
Увидев последнюю примету, нужную не столько Равсарскому Туру, сколько мне, я почувствовала жуткое облегчение. И позволила себе немножечко расслабиться, и заново пережить такую волнующую процедуру купания меня в реке…
…Там, в прошлом, стоя на берегу в одной рубашке и глядя на прячущего взгляд графа, я искренне верила в то, что без всяких проблем сломаю и его, и его слугу. И, вместо того, чтобы наслаждаться чистотой его помыслов и чувств, работала, пытаясь нащупать его слабости!
'Прикажите своему спутнику уйти куда подальше, потом помогите мне раздеться и намыльте спину…' — мысленно передразнила себя я. — 'Вы всегда так обращаетесь с женщинами?'
'Всегда…' — с горечью отозвалось мое второе 'я'. И услужливо напомнило фразу, сказанную мне леди Камиллой по поводу его поведения по отношению ко мне: — 'Что ж, хоть в этом он остался самим собой…'
'Разве это плохо?' — мысленно воскликнула я. И, не дождавшись ответа, поняла, что он и не нужен.
Это было плохо. И еще как. Ведь я точно знала, что за все время нашего 'путешествия' от Свейрена и до ущелья Кровинки Утерс-младший ни разу не посмотрел на меня, как на женщину.
Чтобы отогнать от себя грустные мысли, я сконцентрировалась на образе горящей свечи и ушла в транс. Как можно глубже. И… перестаралась…
…— Ва-а-аше высочество-о-о-о! Очни-и-итесь!! Ну, ва-а-аше высочество-о-о!!! — услышав плач Адили, я открыла глаза, удивленно уставилась на склонившуюся надо мной наперсницу и вздрогнула: рядом с ее щекой, на иссиня-черном небе, искрилась россыпь Пояса леди Ирикнии! А, значит, я провела в трансе не несколько часов, а целый день! И теперь не успею осмотреть место моего 'торжественного выхода'!
— Мда… — мрачно вздохнула я и попыталась сесть.
— Ой!!! — услышав мой голос, воскликнула Адиль. — Вы… очнулись?
— Как видишь, да… — хмуро пробормотала я и принялась избавляться от остатков мешковины.
— Вам не больно? — с ужасом глядя на 'мои' живот и грудь, спросила наперсница. — Ваши ра-…
Вместо ответа я отодрала от внутренней стороны мешка обугленный кусок мяса и продемонстрировала его служанке:
— Он не болит…
— Ух-ты! — восхитилась она. И засияла.
— Сколько рубашек ты привезла? — принюхавшись к одежде Валии, поинтересовалась я.
— Четыре, как вы и приказали… И все остальное по списку…
— Отлично… Тогда идем к реке — я хочу выкупаться и переодеться…
…Ночное купание в Мутной оказалось гораздо менее приятным занятием, чем год назад. Во-первых, спину мне мылил не граф Аурон, а Адиль, а во-вторых, мне было безумно страшно. Страшно уходить из Свейрена. Страшно ночевать в лесу в полном одиночестве. Страшно оставаться наедине с Равсарским Туром и его воинами. Поэтому, несмотря на теплый ветерок, дующий вдоль русла реки, я тряслась мелкой дрожью и клацала зубами.
Адиль, зная мой упрямый нрав, благоразумно молчала. И лишь иногда позволяла себе тяжело вздохнуть.
Правда, к моменту, когда мои волосы оказались высушены, а я — одета, она все-таки не выдержала и поинтересовалась:
— Ваше высочество! А может не стоит?
— Стоит… — вздохнула я. — Если я вернусь во дворец, то умрет моя мать, мой отец и… еще очень много ни в чем не повинных людей…
— А если не вернетесь?
Я закрыла глаза, вспомнила безумное лицо Детоубийцы, забившейся в угол своей камеры, свою руку с пузырьком Черного Забвения над глиняной кружкой с водой, и тяжело вздохнула:
— Одну жизнь я уже забрала… И на этом, судя по всему, не остановлюсь…
— Но тогда… — начала, было, Адиль, и тут же замолчала. Видимо, вспомнив про мою мать и отца. — Ясно… А можно, я пой-…
— Нет… — я помотала головой. И, представив себя без единственной верной служанки, чуть не застонала в голос: — Нет, нет, и еще раз нет!
