Живого мальчишку – унга обнаружил Хват, испуганно озиравшийся вокруг с того самого момента, как они вошли в деревню: пацан, которому вряд ли исполнилось больше двенадцати лет, лежал без сознания под телом одного из нормов, сжимая в руке обагренный кровью меч. Мстительно ухмыляясь, Хват вытащил нож и попытался растормошить безвольное тело, чтобы насладиться страхом умирающего в его руках унга. Но через несколько мгновений замер, глядя за плечо Мифора квадратными от страха глазами. С трудом развернувшись на месте и выхватив неподъемный меч, Коготь с трудом поймал взглядом то, что так напугало этого, в общем-то далеко не трусливого воина, и на мгновение оцепенел: черное, с ног и до головы залитое кровью чудовище, показавшееся из-за угла ближайшей избы, явно искало очередную жертву!
Вспоминать о том, как три воина, прикрываясь безвольным телом мальчишки от озверевшего от жажды крови животного, пятились до самого лагеря, было стыдно. Но в том состоянии, в котором они тогда находились, справиться с боевым псом у них не было ни одного шанса: от брошенных нетвердыми руками метательных ножей чудовище увернулось играючи. А перед самым лагерем, услышав крик Кривого Когтя, на который к нему побежали несколько солдат, оно просто исчезло. Чтобы вернуться ночью. За этим мальчишкой. И пленницами…
Глядя на вьюки с драгоценностями, Мифор мрачно кусал губы: с одной стороны, с четырнадцатью воинами, оставшимися под его началом, можно было бы еще раз напасть на деревню, попытаться вернуть сбежавших женщин и отомстить проклятым унгам. Но деморализованные смертью коггана солдаты вряд ли справились бы и с десятком воодушевленных победой горцев, а вероятность того, что выжившие враги послали гонцов в соседние селения, была слишком высока. А значит, надо было уходить: чего-чего, а мстить за своих унги умели как никто другой. С другой стороны, возвращаться после такого поражения – значило лишиться малейших перспектив на карьеру у любого коггана: пятно на репутации смыть, увы, невозможно… Унести такую кучу драгоценностей по горным тропам было тоже нереально – груз, неподъемный для двух с лишним сотен пленниц, для пятнадцати воинов был вообще запределен…
– Возьмем часть, остальное спрячем… – прошептал стоящий рядом Хват. – И, если получится, вернемся… А если нет… Этого нам хватит, чтобы безбедно жить до самой смерти… Жаль, конечно, что так получилось… Но… у нас нет другого выхода, командир… Если в деревне осталось хоть десятка два мужчин, то нам надо поскорее уходить – наверняка они послали за помощью… Еще день, от силы два, и нам на хвост сядут их следопыты… А от отряда воинов мы не уйдем… Тем более с грузом… Да и женщин ловить – трата времени… поймаем двоих, троих… Да и разбиваться нельзя – чудовище может вернуться, и мы еще кого- нибудь потеряем…
Слушая Хвата, Мифор все больше и больше мрачнел, но мнение старого товарища было не лишено логики, поэтому, сдержав в себе вспышку гнева, он тяжело вздохнул, повернулся к сбившимся в кучу солдатам и устало произнес:
– Берем из этой кучи столько, сколько сможем донести до Нормонда. Остальное спрятать, скажем, вон в той расщелине и завалить камнями… Мы уходим…
Глава 31
Принц Голон Крыса
Ждать прихода Седого было невыносимо: ненависть к человеку, который осмелился угрожать смертью ему, принцу и наследнику короля Гвалии, за время, проведенное в монастыре, превратилась в маниакальное желание любой ценой уничтожить этого зарвавшегося выскочку. С другой стороны, те два часа, которые Голон проводил с ним еженедельно, были единственным временем, которое не было заполнено изнурительными тренировками: жалкие перерывы на прием пищи и тяжелое забытье, называемое тут сном, в расчет можно было не брать. Единственный воспитанник монастыря, который получил место не в результате тяжелого конкурса, а по протекции отца, с первых же часов пребывания за его стенами получил статус изгоя. После нескольких попыток разобраться с насмехающимися над ним «товарищами» принц с удивлением понял, что уровень его боевой подготовки не позволяет ему отомстить даже тем монахам, которые были лет на пять младше, – выносливые, жилистые, резкие и жесткие мальчишки справлялись с ним играючи, даже не сбивая себе дыхания. Отправленный на обучение в группу ребят, еле достигших тринадцати весен от роду, Голон просто старался выжить – тренироваться спустя рукава не получалось, но и вкладывать душу, как все окружающие его парни, в отработку того материала, который в него вдалбливали преподаватели, у него не было ни малейшего желания. Он мечтал о побеге… И о женщине, которая осталась в той, прекрасной и полузабытой жизни на воле..
Свидание с Седым, все время которого, как обычно, посвящалось изучению дисциплин, необходимых будущему монарху для грамотного управления страной, как ни странно, вышло совсем коротким. Принц успел прочитать две главы «Канона о взимании налогов», как телохранитель, восседавший в кресле напротив, вдруг поднес левую руку к лицу, словно рассматривая невзрачный, без единого драгоценного камня браслет, и, изменившись в лице, вскочил на ноги:
– На сегодня все… Мне пора… Оставшийся час потратишь на изучение двенадцатой главы… Потом тебя проводят в монастырь… Вопросы?
Согласно кивнув вслед выбившему плечом дверь в коридор Седому, принц удивленно присвистнул, отложил осточертевшую книгу на столик и, подбежав к окну, выглянул наружу… Там было весело: выбежавший из гостиницы воин сбил с ног не успевшего увернуться конюха, в несколько прыжков оказался у конюшни и, схватившись за кольцо, прибитое к ее двери, рванул его на себя. Дверь не шелохнулась! Отбросив в сторону вырванное с креплением кольцо, Седой в сердцах врезал ногой в створку и, отскочив в сторону от слетевшей с петель двери, исчез в полумраке. Не прошло и нескольких мгновений, как изнутри раздалось недовольное ржание взнуздываемого в спешке жеребца, потом причитание увидевшего разгромленную пристройку слуги и из конюшни вылетел здоровенный конь с бешено нахлестывающим его наездником…
Провожать взглядом своего врага принц не стал – вместо этого он воровато оглянулся, аккуратно выбрался на подоконник и, пользуясь тем, что внимание всех тех, кто находился во дворе, приковано к несущемуся по улице галопом коню, спрыгнул на крышу какой-то примыкающей к гостинице пристройки. Пробежав по ней в противоположную от конюшни сторону, Голон спрыгнув на землю, оглянулся по сторонам и, перемахнув через невысокий забор, вихрем понесся по переулку подальше от капитана Семиса и его людей…
От серого балахона воспитанника монастыря Тоинанг избавиться удалось только поздно вечером, в деревеньке, отстоящей от Мидуса, столицы Сол-мирра, на расстоянии добрых полутора дневных переходов. Вымотанный до предела многочасовой пробежкой, мокрый от пота принц пробрался во двор первой попавшейся крестьянской избы и, украв сушившуюся на веревке широченную мужскую рубашку, исчез в окружающем деревеньку лесу. Уворачиваясь от сучьев, так и норовящих выколоть ему глаза, Голон, на ходу стянув с себя пропотевшую тряпку, зашвырнул ее подальше в заросли дикого орешника и, наскоро ополоснувшись в первом попавшемся на пути ручье, натянул на себя еще влажную, но чистую и, главное, не бросающуюся в глаза рубашку. Потом всхлипнул, вспомнив об обещании отца лишить его прав на трон, еле удержал наворачивающиеся на глаза злые слезы и, закусив губу, выбрался на дорогу и перешел на бег. Терять время на то, чтобы сделать крюк через Дифею, не хотелось совершенно, тем более что двигаться на юго-восток, через территорию извечного врага Гвалии, было страшно, но другого варианта не попасться в руки людей капитана Семиса, наверняка отправленных на его поиски, не было. Еще принцу страшно хотелось есть. И поплакать: будущее, еще недавно такое безоблачное, теперь стало совершенно непредсказуемым. Отгоняя от себя то и дело появляющуюся мысль о возвращении, Голон на бегу мрачно раздумывал о том, что добраться до острова Черной Скалы без гроша в кармане будет проблематично. Но предвкушение встречи с Беатой, чей образ то и дело возникал перед его глазами, заставляло чаще биться сердце и ускорять и без того быстрый бег…
Далеко за полночь уставший до предела принц наконец решил, что достаточно удалился от столицы и может позволить себе отдохнуть. Тем более что искать его в стогах сена, десятками стоящих на окрестных полях, не хватит никаких солдат. Поэтому, переведя дух и грустно подумав о несостоявшемся ужине, он выбрал стог подальше от дороги и провалился в тяжелый сон без сновидений…
Глава 32
Маша
Сидеть в рубке и смотреть, как планета постепенно закрывает всю площадь обзорного экрана,
