его бывшего сослуживца Семы Ремезова. Рыдая и ломая руки, он пытался объяснить нам, что был незаслуженно оболган; что «на самом деле все было не так»; и если он в чем-то виноват, то лишь в том, что был чересчур скромен, так как не хотел «выпячивать свои боевые заслуги». Последовавший рассказ о его подвигах в Чечне должен был вышибить у нас слезу сочувствия, однако излишняя эмоциональность Моськи и переизбыток патриотических лозунгов и штампов в его речи сделали свое дело – мы начали ржать. Ибо поверить в то, что он нам плел, не смог бы даже учащийся школы для умственно отсталых детей. Щепкин, присев на корточки перед коленопреклоненным «актером», вдохновенно повествующим о тягостях и лишениях, пережитых им в «зеленке», восхищенно пробурчал:
– Ох, и горазд же ты врать, Рэмбо! Если верить в то, что ты нам тут рассказал, то тебя явно обделили – лишили, как минимум, десятка орденов и полусотни медалей… Так, так… Что-то я тут не совсем понял… Стрелял из СВД? А где ты ее взял? Минуту назад у тебя был РПК… Ах нашел… Или отбил у чехов? А АГСа у тебя не было? И «Шилки» впридачу? Ладно, харэ гнать… Нашел свободные уши…
Однако Моська и не думал останавливаться – по его мнению, он не успел нас посвятить в самое главное… И продолжил рассказывать сказки… Еще минуты две. До момента, который показался ему весьма подходящим для побега…
…Если бы Глаз не прошел Академию, думаю, на стремительный бросок Гарегина он бы среагировать не успел. И, как минимум, лишился бы глаз. И трофейного пистолета. А так он просто скользнул в
– Слышь, кузнечик, ты начинаешь меня злить… – встав на ноги, рыкнул озверевший от сопротивления Глаз. – Я, пожалуй, передам тебе еще один привет от Семы…
Через мгновение хрустнуло перебиваемое колено, и лес огласил первый истошный вопль…
– Ну, что, желание сопротивляться пропало? Как ты теперь с одной ногой-то прыгать будешь? Ты не хотел? Случайно? ВСЕ!!! – зарычал Глаз. – Говорить коротко, и только когда я прикажу! Сколько людей в личке у Кормушки?..
…Допрос продолжался почти час. Меня и Соловья корежило от омерзения – величайший герой всех времен и народов Моська превратился в тряпку еще до того, как Щепкин перешел к более-менее «продвинутым» элементам воздействий на болевые точки его тела. Гораздо быстрее, чем локкра – навигатор на захваченном нами на Глазе Ночи корвете. Та продержалась значительно дольше и даже после весьма изощренных пыток продолжала лелеять планы по своему освобождению. Заливаясь слезами и соплями, Гарегин отвечал на вопросы с такой скоростью, что я не успевал за ним записывать. Фамилии, адреса и телефоны сослуживцев, схемы объектов, на которых он бывал, номера машин Службы, места расположения гаражей, расписания дежурств смен караула и тому подобное заняло у меня почти половину блокнота, и к моменту, когда он исчерпал свои познания, настроение у меня было хуже некуда. Во всем том, что он напел, не было главного – места, где содержали Машу. Вообще, Гарегин о ней не знал практически ничего. Тот же самый слух о смерти Бессонова от рук какой-то отмороженной бабы и досужие домыслы по этому поводу его сослуживцев… И все… Короче, поняв, что большего от него добиться не удастся, Вовка перебил Моське позвоночник, вбил пару ребер в легкое, воткнул его же нож в бедро и, попросив лично извиниться перед Шкловским за предательство, оставил его умирать…
– Ольгерд! Бегом сюда! – завопил Мерион в два часа дня. – Бегом!!!
Уронив на пол ноутбук, я вскочил с кресла и метнулся в гостиную: судя по голосу Деда, по телевизору показывали что-то очень важное.
– …Утром столица была взбудоражена серией загадочных происшествий! – вещала с экрана молоденькая телеведущая. – Практически одновременно в нескольких районах города запылали жилые дома. Во все четырех случаях слаженные действия пожарных позволили потушить пожары достаточно быстро, но выехавшие на место возгорания съемочные группы обнаружили, что между всеми этими событиями прослеживается определенная связь! Репортаж с места события ведет наш корреспондент Юрий Щелоков. Юра?!
Растрепанный парень с микрофоном в руке стоял на фоне пылающего жилого дома и смотрел куда-то за спину оператора. Не сразу среагировав на обращение ведущей, он вздрогнул, растерянно улыбнулся и тут же, сделав серьезное лицо, затараторил:
– Пожар начался в квартире номер четырнадцать в половине двенадцатого утра. Уже через пять минут пламя охватило почти весь четвертый этаж, а потом быстро перекинулось на пятый и шестой… Прибывшие по вызову пожарные с трудом локализовали очаг возгорания, но справиться с огнем удалось только к часу дня. Проживавшие в четырнадцатой квартире Ольга Логинова и Сергей Коломийцев с трудом успели выбежать на лестницу и получили незначительные ожоги. Глава семьи, находясь в изрядном подпитии, от госпитализации отказался. Побеседовать с ним нам не удалось – с погорельцами сейчас работают следователи районного отделения милиции. По их мнению, причина пожара – умышленный поджог. Заведено уголовное дело. Алена?
Ведущая, внимательно слушавшая репортаж с места события, повернулась к зрителям и подхватила эстафетную палочку:
– Вроде бы ничего особенного, не правда ли? Однако у нас есть основания считать, что поджог в Ясенево, в Марьиной роще, в Строгино и Кунцево – дело рук одних и тех же преступников! В подъездах всех четырех пострадавших домов обнаружена одна и та же надпись, выполненная словно под копирку!
На экране телевизора вместо испуганно глядящей в камеру ведущей появилось изображение грязной, не мытой лет двадцать стены подъезда, на которой, прямо поверх надписей типа «Коля – козел» и «Зенит – чемпион» черной краской было написано: «Коренев, срочно позвони… Маша… Телефон 252-35-80»…
– Мы попытались дозвониться по этому телефону, – вещала диктор, – но оказалось, что он принадлежит Московскому зоопарку. Небольшое расследование, которое провели наши сотрудники, тоже ни к чему не привело – найти, что общего между семьями Логиновых, Соломиных, Костровых и Кирилловых, прописанных по этим адресам, нам не удалось. Анонимный источник в правоохранительных органах утверждает, что уже создана специальная группа, которой поручено расследование происшествий, и считает, что…
Дед, убрав звук телевизора, повернулся ко мне и криво усмехнулся:
– Кормушка желает с нами пообщаться…
– Что за Костровы, Дед? – переваривая сообщение, перебил его я.
– Мы у них квартиру снимали, тормоз! Пострадали ни за что ни про что… Скотина он редкая… Зачем жечь-то было?
– А как нас найти по-другому? Дачу Кириллова не подожжешь – там неслабая охрана, и шансов на то, что мы с ним свяжемся, по мнению генерала, практически нет – тогда в ресторане я наехал на обоих. Зато четыре однотипных происшествия однозначно будут обсуждать не один день, и вероятность того, что мы наткнемся на репортажи по телеку или в инете, достаточно велики…
– Ну, в принципе, согласен… Только людей жалко…
– Ему плевать на людей… – хмыкнул я, пожав плечами. – Он – господь Бог. Все эти людишки – только пыль под ногами. Он дал нам знать о своем желании? Дал. Показал свою силу? Показал. Что еще надо-то?
– А почему телефон зоопарка?
– Ну, если позвоним не мы – толку от звонка будет ноль. Если те, кто сидит на линии, услышат мой голос, то звонок тут же переключат куда надо… Это технически не так уж и сложно, как мне кажется…
– Ну, наверное ты прав… Звонить будем?
– Обязательно… Только вот надо дождаться Глаза – одна голова хорошо, а почесать две – продуктивнее… Ща позвоню. Пусть летят домой, и побыстрее…
Глава 31
Ольга Кормухина
Джейн работала, не отвлекаясь на досужую болтовню. Как обычно. Только вот сегодня меня это здорово раздражало – желание поделиться новостью, которую мне сообщил Гарри каких-то двадцать минут назад, было настолько невыносимым, что я готова была поделиться ею даже с этой, обладающей от силы полутора извилинами, педикюршей. Однако стоило мне кинуть взгляд на ее голову с плохо промытыми
