Том 6. Пьесы 1901-1906

я такая… Но куда же я пойду? Не знаю: В моей семье — всё по-старому, все чувствуют себя правыми и всё злятся, всё обижаются. Старая мебель и книги, старые вкусы холодно и мертво! Порой они вдруг испугаются, засуетятся и говорят со злобой и со страхом, что жизнь испорчена — и снова, как в чаду, живут в своих воспоминаниях о старине… (К столу подходят Цыганов и Надежда. Цыганов наливает себе вина.) Я отвыкла от них, они мне непонятны:

Цыганов. С вами, моя дорогая, приятно и страшно, как над пропастью:

Надежда. Как вы много пьете!

Катя. Вы помирились?

Черкун. Не говори ей, Анна. Пускай она умрет от любопытства:

Катя. Да ведь я вижу… Эх, кабы вы были моим мужем… я бы вас — вот как держала! (Крепко сжимает кулак.)

Черкун. Ну, не пугайте меня…

Анна. Милая ты моя…

(За деревьями является Монахов.)

Цыганов. Как злит меня, что вы неуязвимы для яда, который я хотел бы вам привить… Как это жаль!..

Анна (быстро). Пойдем отсюда, Катя… (Ведет ев за руку.)

Катя. Только не в комнаты! В беседку…

Черкун (усмехаясь, идет к дому). Ты слишком откровенно ведешь свои дела, Сергей…

Цыганов. Мир может восхищаться ими, если хочет…

Надежда (задумчиво). Жорж… милое имя! Маврикий, ты чего там?

Монахов (является, кивая головой на стол). А вот… сюда!

Надежда. Как нехорошо это — вертеться на глазах…

Монахов (кротко). Ты чего ворчишь? Опять живот болит? Или мозоль?

Надежда (Цыганову). Вы понимаете: это он нарочно грубости и гадости говорит, чтобы отвратить от меня мужчин…

Цыганов. Да? Прием… любопытный…

Надежда (искренно и просто). Ах, если бы вы знали, какой это противный человек! То он говорит, что у меня изо рта пахнет…

Монахов (тревожно). Ну что ты, Надя? Кому же я говорил?..

Надежда (идет к нему). Напомнить? Я напомню…

Монахов (отступает). Ну вот, Надя… что такое? Я пошутил…

(Они скрываются в деревьях. Цыганов устало садится в кресло, лицо у него тоскливое. К столу подходят Дробязгин и Гриша.)

Дробязгин. Сергей Николаевич! Позвольте вас спросить, что такое тайные пороки?

Цыганов. Я вам не скажу этого, мой друг… предпочитаю видеть вас явно порочным… Это значительнее и красивее…

Дробязгин. А добродетели тайные бывают?

Цыганов. Они, должно быть, всегда таковы… я не видал явных добродетелей…

Гриша. А как оно называется… это зеленое, густое… которое первый-то раз вы мне поднесли… помните?

Цыганов. Шартрез, юноша…

(Гриша повторяет вполголоса и улыбается. В саду Матвей зажигает фонарики.)

Дробязгин. А кто, Сергей Николаевич, мудрейший из мудрецов?

Цыганов. По этому поводу в истории философии рассказано следующее: было три мудреца; первый доказывал, что мир есть мысль, другой утверждал противное: я, право, не помню, что именно. Но я наверное знаю, что третий соблазнил жену первого, украл у второго рукопись, напечатал ее как свою и его увенчали лаврами…

Гриша (с восторгом). Ловко!

Дробязгин (неуверенно). Н-да… действительно… подкузьмил!

Цыганов. И объегорил, прибавьте… А теперь давайте выпьем, и да здравствует юность! Поздно понимает человек, как это прекрасно — быть юношей!

(Лидия стоит с цветком в руках и брезгливо смотрит, как мужчины пьют.)

Дробязгин (задумчиво). Я полагаю, Сергей Николаевич, так, что воровство — всегда будет?

Цыганов. Непременно, мой друг… По крайней мере до той поры, пока кто-нибудь не украдет всё… понимаете — всё! Тогда красть будет нечего, и поневоле все люди станут честными…

Гриша (хохочет). Голыми все будут… А вот Емелька Пугачев хотел всё-то украсть, так его живьем сварили… растопили котел серебра да башкой его туда… издох! (Хохочет.)

Лидия. Дядя Серж!

Цыганов. Что вы мне прикажете, дорогая моя?

(Дробязгин и Гриша почтительно сторонятся и уходят.)

Лидия. Зачем это вы их… так?

Цыганов. Приятно, знаете, немножко развратить этих двух поросят… может быть, порок сделает их более похожими на людей… а?

Лидия. Серж Цыганов, гурман и лев, еще недавно законодатель мод напивается… с кем?

Цыганов. И влюблен в жену акцизного надзирателя… Да, земля вертится скверно, что-то испортилось в гармонии вселенной…

Лидия. В самом деле — что с вами?

Цыганов (негромко). Какая это женщина… черт возьми!

Лидия. Вы дурите?

Цыганов. Нет…

Богаевская (кричит). Сергей Николаевич!

Цыганов. Иду. Знаете, моя дорогая… я, может быть, предложу ей вступить со мной в законный брак… Мне уже пора в брак, как острят приказчики… Идете?

Лидия. Нет… Тяжело смотреть на вас, господа… уехать хочется отсюда…

Цыганов. Потому что кто-то неожиданно приехал?

Лидия. Зачем же быть вульгарным и со мной?

(Цыганов пожал плечами и уходит. Лидия, тихо напевая, идет направо. Навстречу ей, быстро — Анна.)

Анна. Вы получили мою записку?

Лидия. Зачем вы написали это?

Анна. Я вас обидела?

Лидия. Вы унижаете себя… мне кажется…