оказался на берегу. Но никто не ответил. Боясь, что меня услышат сверху, я перешел почти на шепот, продолжая звать товарища. Но вокруг, кроме скал, реки и темноты, ничего не было. И тогда я заплакал. Уткнулся носом в холодные булыжники и не мог остановиться.
Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно охвативший все тело озноб привел меня в чувство. Я сел на камни и стал машинально стягивать с себя сапоги, а затем мокрую тяжелую одежду. «Нет, не может быть, они живые», — успокаивал я себя, выливая воду из сапог, выжимая портянки, свитер, штаны. Гимнастерку выжимать не стал, тихо пустил ее по течению реки. Вдруг почувствовал что-то твердое, но никак не мог сообразить что это. Потом до меня дошло: пистолет. Ведь это Валера сунул мне пистолет летчика с двумя патронами.
Вытянув его трясущимися руками, передернул затвор, щелкнул предохранителем и произнес вслух: «Последний для себя». Но тут вспомнил, что патронов у меня два. Значит, рано сводить счеты с жизнью. Я снова оглянулся в надежде увидеть Валентина, но вокруг никого не было, только играли блики на зловеще- черной реке.
Убрав пистолет в карман, опустился на колени и набрал в ладони воды. Напился. Это немного успокоило. Я понял, что остался один и теперь моя судьба зависит только от меня самого. Машинально стал натягивать мокрую одежду, затем обулся, заправил в штаны свитер и уже без промедления, оглядываясь на отдаленный блокпост, стал карабкаться вверх по распадку.
Потом пошел по расщелине, которая уходила куда-то в сторону, а затем стала забирать сильно вверх. Чем дальше я лез, тем больше убеждался, что попал в тупик. Пошли неприступные отвесные скалы. Пришлось возвращаться назад, в распадок, и искать другой путь. Стал карабкаться по уступам скал, которые скоро вывели на склон. Гора была не сильно крутая, к тому же повсюду изрезана козьими тропами. Тем не менее через час-полтора я окончательно выбился из сил и, почувствовав под собой поросшую мхом площадку, прилег.
Разбудил меня жуткий холод и надвигающийся откуда-то шум. Может быть, показалось? Нет. Я различил приглушенный лай собаки, голоса людей и понял, что это погоня. Я затаился, надеясь, что собаки меня не почуют. Голоса слышались все ближе. Вдруг сверху посыпались камни, едва не разбив мне голову.
Преследователи остановились на краю обрыва прямо надо мной и стали шарить мощным фонарем по скалам. Я не шевелился, только трогал пистолет. В какой-то миг рука сама скользнула в карман. «Застрелиться? И больше ни страхов, ни мучений… Ведь когда-то меня не было на свете, а мне от этого хуже не было». Но лицо монаха снова появилось передо мной: «Ты остался жив. Значит, должен жить, а если умереть, то только в бою с врагом». — «С каким врагом? Ведь они мне не враги, и я им тоже не враг», — спросил я мысленно. — «Эти не враги. Но у твоей Родины много врагов». Видение исчезло. Голоса людей и лай собак стали отдаляться. Борясь с холодом, я выждал еще некоторое время, а потом стал карабкаться дальше.
Наконец достиг первой тонкой березки у обрыва — ее белоснежный ствол отчетливо выделялся в темноте. Ухватился за него и взобрался на плато. Огляделся, прислушался и перебежал в заросли высокого кустарника. Снова вслушался. Тишина! Тогда стал осторожно пробираться вперед. Внезапно открылось освещенное луной пространство. Я увидел лесную просеку, по которой проходила широкая грунтовая дорога. Опешив, отпрянул назад. За вырубкой, метрах в ста, стоял высокий лес, а над ним в отдалении щетинились спинами гигантских динозавров горы. Набравшись смелости, перемахнул через дорогу и, петляя между пней, побежал в сторону леса.
Все время казалось, что вот-вот начнут стрелять, но слышал я только свое громкое дыхание. Наконец добрался до леса и, цепляясь за деревья, стал уходить в чащу.
— Стоп, — внезапно приказал я себе. — Куда меня несет? Сколько еще можно плутать?
Конец пути
Размышляя над этими непростыми вопросами, я нашел поваленное дерево и сел на него.
Идти, не зная куда, было неразумно. Оставаться на месте — тоже. К тому же ночи в горах холодные. Город был там, куда вела найденная мною дорога, это точно. Перед спуском к реке мы с Валерой рассматривали это место на карте. Ниже, через несколько километров, дорога вольется в шоссе.
Преодолевая усталость, я направился краем вырубки, а потом по дороге в сторону города.
Шел, как говорится, на автопилоте. Едва волочил ноги от усталости. С рассветом сообразил, что продвигаться дальше опасно. Пришлось углубиться в лес. Вскоре я вышел на залитую солнцем поляну. Тепло расслабило, и силы окончательно покинули меня. Все тело гудело от напряжения. Руки и ноги не хотели слушаться. В голове был туман. Повалился на еще сыроватую траву и забылся.
Во сне меня теснили горы и бетонные надолбы, я не мог найти между ними прохода и звал на помощь ребят. Наверное, я плакал, потому что, когда проснулся, почувствовал, что кожу под глазами стянуло. Вскочив, стал оглядываться, опасаясь, что выдал себя криком. Однако окружающая зеленая благодать и мелодичное пение птиц меня успокоили. Не знаю, сколько спал, но одежда почти высохла. Теперь я почувствовал себя полным сил.
Сейчас, когда опасность ощущалась не так остро, я вспомнил о пистолете. Он по-прежнему лежал в кармане. Я подумал и решил, что оружие мне больше не потребуется. Оно будет только лишней уликой. Вынув пистолет из кармана, долго смотрел на него и гладил вороненую сталь, а затем решительно засунул макар под корни огромной сосны. Поднявшись с земли и отряхнув прилипшие рыжие иголки, неторопливо стал пробираться к дороге. На ходу придумал, что в случае расспросов буду выдавать себя за отбившегося от бригады строителя.
Шел долго: шарканье по мелким камешкам уже изрядно надоело. Вскоре показалась первая машина. Она ехала навстречу, и я подобрался, понимая, что уже не успею спрятаться на оголенной обочине дороги. Но белая «Волга» проехала мимо, и усатый водитель даже не посмотрел в мою сторону. Попуток же не было долго. Наконец появилась первая — пустой КамАЗ — на мои сигналы руками он не остановился. Я уже шел часа два.
Вдруг сзади послышался гул мотора.
— Стой! — замахал я руками, увидев приближающийся старый, потрепанный «москвич». Потом выскочил на дорогу, перекрыв ему движение.
Машина затормозила, обдав меня пылью. В окно высунулся худой старик в огромной кепке, гладко выбритый, но при огромных усах. Он недовольно посмотрел на меня, но дверцу автомобиля открыл. Я с радостью прыгнул на сиденье, боясь лишний раз взглянуть на водителя.
Вскоре выехали на основную дорогу. Здесь то и дело сновали машины. И вдруг впереди замаячил хвост военной автоколонны. Мы быстро приближались к ней.
— Наши! — пролепетал я, потрясенный увиденным.
Старик странно посмотрел на меня и принялся обгонять колонну. Солдаты и сержанты, может быть, мои одногодки, сидели на броне БТР, идущих во главе и в конце колонны. Другие солдаты с автоматами в руках тряслись в крытых тентами кузовах. Перед глазами снова, как живые, встали Фирсов и Валера. Они ушли, но их место займу я. А Настя… Сколько таких девчонок еще живет в Чечне, Грузии, других районах Кавказа? Любой негодяй, подобный Павлу, может их безнаказанно обижать. И если не я, кто другой защитит этих девчонок!? Об этом, похоже, и говорил монах, но тогда его слова для меня звучали слишком абстрактно. Пока в голове прокручивались эти мысли, мы уже далеко обогнали колонну.
— Стой! — неожиданно выкрикнул я. — Стой! Тормози!
Старик посмотрел на меня с испугом, но ничего не сказал, остановился. Я выскочил на дорогу и, дождавшись приближения головной машины, стал размахивать изо всех сил руками. Однако и БТР, и грузовики проезжали мимо друг за другом в том же темпе, как и прежде. Лишь замыкающий БТР притормозил, с его брони спрыгнул молодой лейтенант.
— Что размахался? — спросил он недовольно.
— Я свой, в плену был.
— Как это в плену?
