Подпрыгивая на ухабах, я рассматривал их счастливые лица, кителя, украшенные пестрым неуставным рукоделием, и думал: «Если бы не дезертирство, к этому времени мог бы уже отслужить. Конечно, если бы не убили, в первом же бою…» И сердце снова заныло, вспомнились жуткие крики в пылающей арке, лица мертвых молодых солдат на блокпосту. «Я за всех отомщу», — стучало в висках.
По прибытии в штаб меня сразу отвели в кабинет майора Иванюты. Он мне не понравился, но расспрашивал по делу. Ничего лишнего. Расстались мы вполне мирно.
Через пару недель карантина мне выписали предписание и направили служить в действующую часть — как ни странно, именно в спецназ. К осени, пройдя начальный курс подготовки молодого бойца, я уже совсем освоился с армейской жизнью, подружился с ребятами в своей роте.
Время шло к зиме, но в жизни ничего не менялось, если не считать того, что наладил переписку с мамой.
В дальнейшем не раз ходил и летал в горы на задание. Через год службы «заработал» орден. Часто вспоминал о Насте и Таисии, однако в крепости мне удалось побывать не скоро — только после службы в армии.
Прощание
Навестив маму, я быстро заскучал. Все друзья разлетелись кто куда, были заняты своими делами — словом, никому не было до меня дела. А на Кавказ, наоборот, с каждым днем тянуло все сильнее — очень много там осталось недоделанных дел. Поэтому, отдохнув недельку, я сел на поезд и поехал к Георгию в Сухуми, где он теперь жил постоянно.
По поводу встречи мы загуляли на всю катушку, и праздник жизни мог продолжаться до бесконечности. Но мне не терпелось поехать в горы. Я каждый день просил у Георгия отправить меня к Малхазу, однако тот был неумолим. Так продолжалось неделю, пока наконец однажды Георгий не сдался перед моей настойчивостью:
— Ты мой друг и я не могу тебе ни в чем отказать.
На следующий день он дал мне сопровождающего с машиной, и мы поехали в места, по которым я скитался после побега из армии.
Малхаза дома не было. Его жена Сулико, о которой я знал только понаслышке, сказала, что он в крепости, которая теперь пустует.
— А где же Настя и ее мама? — спросил я.
— Настя уже года три, как у бабушки живет, а Таисия то ли в Ростове, то ли в Таганроге — о ней ничего не слышно.
Я оставил сопровождающих у Сулико и один отправился в крепость. У ворот гремел ключами бородач, в котором я с трудом узнал Малхаза. Он вначале испугался, но когда услышал мой радостный оклик, расплылся широкой, удивленной улыбкой:
— Здравствуй, дорогой, — улыбался я, похлопывая его по худой сутулой спине.
А он, вытирая слезящиеся глаза, никак не мог поверить, что это я, только все повторял:
— Артем, это ты? Артем, это ты?
— А где Настя, где Таисия Андреевна? — спросил я.
— Э, дорогой, они теперь к нам не приезжают, давно уже как уехали, сразу после твоего побега из тюрьмы, а Настя даже раньше. Таисия тогда с Настей поругалась и к матери в город ее отправила — с бабушкой теперь живет Настя. Невеста она уже, в этом году в институт собиралась поступать.
— А схема побега, что Таисия передала, это твоих рук дело?
— М-м, — промычал он, утвердительно кивнул, потом весело похлопал меня по плечу. — Молодец, джигит, оправдал надежду.
— А Таисия, как она? — не выдержал я.
— Таисия, Таисия, — Малхаз погрустнел, пожал острыми плечами. — Не знаю, кто говорит — там, кто — еще где.
— Ну а адресочек Настин дать можешь?
— Записывай, только поговаривают, что жених у нее есть.
Я достал из рюкзачка блокнот и записал адрес. Мы все еще топтались возле ворот крепости.
— Малхаз, — попросил я, — открой, пожалуйста, хочу попрощаться. Ведь это и мой дом — он научил меня многому…
— Да, да, понимаю, — пробормотал Малхаз и снова загремел ключами, стараясь попасть в поржавевшую замочную скважину.
В жилой комнате наверху башни царило запустение и беспорядок. Кровати, стол и массивный комод стояли на своих местах, но на них лежал толстый слой серой пыли. Занавески, матерчатая ширма, комнатные цветы и прочие приметы заботливых женских рук отсутствовали. На полу повсюду валялись грязные клочки бумаг, засохшие огрызки, пустые банки и другой мусор. В крепости царило уныние. Оно передалось и мне.
— Пойдем, мне пора, — появившийся Малхаз, прервал созерцание.
Этим же днем я расстался с ним и Сулико, скорее всего, навсегда.
В Тбилиси
Я быстро нашел нужную мне пятиэтажку. Сухощавая крепкая старушка открыла дверь квартиры. Спросив о Насте, я некоторое время топтался у порога, но когда назвал свое имя, пожилая женщина впустила меня в дом и даже предложила чаю.
Мы сидели у окна, она рассказывала о Насте, о Таисии. Подтвердились слова Малхаза о том, что отношения у них не сложились.
— Теперь они вообще не видятся, и все из-за этого Павла, — подвела итог сказанному старушка.
Я спросил где Настя. Надежда Ивановна немного помедлила, потом неохотно ответила:
— Она теперь живет в Тбилиси, в общежитии, учится в педагогическом институте на историческом отделении.
На следующий день я находился уже в Тбилиси. Было обеденное время, поэтому пошел прямо в институт. Найти нужную группу не составило большого труда. Но пришлось подождать перерыва, стоя у дверей аудитории.
И вот наконец долгожданный звонок. Из аудитории шумной толпой вывалили студенты. Настя первой увидела меня из глубины помещения:
— Артем, это ты…
— Настя!
Мы обнялись. Проходящие, мимо студенты оглядывались на нас.
На оставшуюся пару Настя не пошла. Мы неторопливо шагали по тротуарам густо усажанных деревьями улиц и говорили, говорили, вспоминая прошлое. Она задавала мне много вопросов о тюрьме, о побеге, об армии, о моей маме, а о себе почти ничего не рассказывала. Все же я узнал, что Таисия и Павло живут в Ростове, у них квартира, а Настя решила жить самостоятельно.
— А еще, — она засияла счастливой улыбкой, — я хожу в самую лучшую студию танцев.
— Испанских?
— Нет, латиноамериканских.
Я обнял ее и потрепал по плечу:
— Настюха, ты совсем не изменилась! — и добавил: — А что если нам посетить какое-нибудь кафе?
— Ага, — кивнула она. — Пойдем, есть здесь одно место, мы с девчонками туда со стипендии ходим.
