у меня. Сколько их было, Малчек? Восемьдесят семь или восемьдесят девять?
Малчек ожидал, что Клер уберет свою руку, но почувствовал, что она сжала ее еще крепче.
– Перестань, Эдисон, – сказал он хрипло голосом, срывающимся от старой и усталой злости. – Отпусти ее! Я ее увезу, она начнет новую жизнь, и я позабочусь о том, чтобы она никогда не опознала тебя. Она больше не будет для тебя угрозой, никогда. Клянусь тебе.
– Ах, к сожалению, слишком поздно, но ты, и вправду, говоришь серьезно. На самом деле, – удивленно сказал Эдисон.
– Да, серьезно. Ты это знаешь.
– Я вижу, – он спокойно повернулся, не спеша накладывая сахар и наливая сливки, зная, что Малчек не двинется с места, пока не услышит ответа.
Затем он снова обернулся к ним, пистолет замер в его руке.
– Значит, история в газете не была уткой? Ты ее в самом деле любишь? Ну-ну. Жаль, что такое чувство ничем не з…завершится.
– Увидим.
– Нет, это я увижу. Боюсь, ты будешь слишком мертв, чтобы вообще что-либо видеть. Если только ты, конечно, не веришь в привидения. Я не верю.
– Ты просто не можешь себе этого позволить.
– Избавь меня от своих едких з…замечаний. Я просто хотел взглянуть на тебя прежде чем отправить на тот свет. Ты не произвел на меня впечатления.
– Ты на меня тоже.
– Что ж, назовем это всеобщим разочарованием. Скучная вечеринка. Жаль, очень жаль. Всегда как-то надеешься на драму время от времени.
– Вот именно.
– Тем не менее, раз уж мы все здесь, давайте будем вежливы по отношению друг к другу.
Эдисон направился к Клер с чашкой кофе. Малчек, подождав, когда тот подойдет поближе, выбил чашку ногой из его руки и кинулся вперед. Но ему не удалось двинуться дальше глушителя, упершегося ему в грудь.
– Сядь, легавый! – злобно сказал Эдисон.
Малчек сел, опустив руки между колен. Кофе растекался вокруг осколков чашки по старому турецкому ковру, пятно почти касалось его ботинка.
– Как я и предполагал, ты потерял быстроту реакции, разве не так? – заметил Эдисон. – Слишком много времени проводишь за столом. Я, между прочим, себе этого не позволяю. Упражняюсь два раза в неделю в спортзале и в тире. Если уж берешься за работу, надо ее выполнять хорошо. А ты, похоже, об этом позабыл.
Малчек не ответил. Прячась за маской капитулянта, он настороженно наблюдал за Эдисоном. Рука и пистолет были устойчивы, дыхание идеально ровным, идеально медленным, несмотря на то, что казалось Малчеку довольно быстрой, даже если и предсказуемой, атакой. Быть может, Эдисон прав, он потерял преимущество в скорости. Но, значит, приобрел в чем-то другом. Возможно, тщеславие Эдисона оставляло им лазейку.
– Ничто так не льстит, как бурная овация, – начал он. – Ты любишь срывать аплодисменты, не так ли? Я же предпочитаю тихую игру.
– Как во Вьетнаме? Генерал Бекер рассказывал мне… как они тебя называли? Ах, да, Ледяной. «Ледяная комета», – говорили они каждый раз после твоей удачной работы. Некрасиво, Малчек, ах как некрасиво.
– О, боже мой! Вы, что, соревнуетесь между собой? В этом все дело? – голос Клер сорвался от недоумения.
Малчеку пришлось проигнорировать ее боль.
– Не совсем. Просто Эдисон пытается представить все в выгодном свете. Я же не отрицаю того, что сделал.
– Восемьдесят семь раз, – вставил Эдисон.
– Восемьдесят четыре раза, потому что тогда я думал, что это необходимо. И только позже я понял, как это не нужно. Как бессмысленно и неправильно. По-видимому, нашему другу, где бы он ни обучился своему ремеслу, нравится тот дешевый блеск, который, как считают некоторые люди, сопровождает подобные занятия.
– Нет, не дешевый. Я далеко не дешевый, – уцепился Эдисон.
– Прекратите! – выкрикнула Клер. – Все уже ясно. Мы здесь потому, что ты хочешь убить меня. Хорошо, если я так тебя пугаю, убей меня, но не пытайся унизить Майка в моих глазах, потому что сделать этого тебе не удастся. Мразь, как ты, не может даже близко к нему подойти, даже понять его не может таким, какой он есть.
Она внезапно встала с тахты, и пистолет Эдисона дернулся, когда тот от неожиданности отступил на шаг. Глаза Малчека сузились, и он, не поднимая головы, прикинул новое расстояние между ними. Голос Клер яростно продолжил:
– Ну, давай стреляй. Стреляй!
Эдисон уставился на нее, ухмыльнулся и засмеялся жёстким, отвратительным смехом, который продолжался недолго.
– И ты, значит, его любишь? – выговорил он сквозь смех. – Малчек, да это просто невероятно. – Он снова расхохотался. – Ну же, Клер, ты плохо разбираешься в мужчинах. Ты думаешь, что он такой расчудесный, из-за того, что он разыгрывал перед тобой роль бесстрашного защитника? Так это всего лишь роль. Пойми наконец. Под этим золотым значком он такой же, как и я. Убийца. Не больше и, скорее всего, много, много меньше. Сядь!
Малчек дотянулся до ее руки и потянул вниз, усаживая.
– Сядь, Клер, – утомленно сказал он, и она опустилась рядом с ним.
Физические силы, казалось покинули ее, но гнев не ослабел. Она не в силах была слышать поражение в его голосе.
– Мне все равно, сколько их было, – семь, семьдесят или семьсот, – сказала она Эдисону. – Это было там, а сейчас мы здесь. Он был солдатом, он делал то, что ему приказывали.
– Это не оправдание, Клер, – мягко сказал Малчек.
– Да, но с этим кончено. Кончено навсегда. А у тебя какие причины? – прошипела она Эдисону. – Деньги, величие, я полагаю.
Эдисон кивнул в знак согласия.
– Деньги, конечно, неплохие. И не облагаются налогом, заметьте. Но примечательно, что тебе захотелось узнать мои причины. Знаешь ли, ты в уникальном положении, чтобы понять, почему я этим занимаюсь. Очень уникальном. Позвольте мне рассказать вам о человеке, с которым мы знакомы.
Малчек сидел не шевелясь. Появилось что-то новое. Клер чем-то задевала Эдисона, заставляла его важничать. Костяшки его пальцев, сжимающих рукоятку пистолета, уже не были белыми от напряжения, ноги не упирались в пол, и Эдисон медленно, очень медленно перемещал свой вес на пятки. «Давай, Клер, давай!» – подбадривал мысленно ее Малчек. И ждал.
– Этот человек, которого мы знаем, – продолжал рассуждать Эдисон, – из тех, на которых все смотрят, но никто не видит. Скучный человек. Работяга. Свою работу выполняет хорошо, но без вдохновения, без искорки. Когда он вам нужен, он на месте, и не попадается на пути, когда у вас есть более интересные занятия. И в рекламе, как Вы прекрасно знаете, милая Клер, работает очень много таких людей. За спинами блестящих молодых людей и воротил бизнеса работают поденщики, труженики, не выдающиеся. Их полно в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Детройте, да и везде. Их то видно, то нет. Кое-чем они пользуются, но и их используют. Бог мой, как их используют.
Малчек почувствовал, как Клер внезапно замерла. Почему? Почему? Что такого сказал или сделал Эдисон? Он не понимал. Где-то, в какой-то момент разговор принял другой оборот, а он его пропустил. Он свесил голову, позволяя волосам скрывать его глаза, позволяя разговору продолжаться, и ожидал своего шанса. Эдисон так сконцентрирован на Клер, что, может быть, всего лишь может быть, он забудет на мгновение про Малчека, и Малчек начал готовился, делая медленные, неслышные вдохи.
