— Хорошо, если так.
Рибиеро сунул палец в пакетик, облизал его и нахмурился.
— Что-нибудь не так?
Рибиеро поднял палец к носу и понюхал. Потом полизал и посмотрел на Патерсона.
— Ну что?
— Это не кокаин, а треклятый героин.
— Героин?
— Смэк. Эйч. Белая Леди. Джанк. Называйте как хотите, это ничего не изменит. Я-то знаю, у меня были тяжелые пять лет.
Патерсон не знал, что сказать.
— Вы уверены, Джерри?
— Как-то раз я попробовал его. Еще в шестидесятых годах. Помните это время, Ал? Иисусе, в те времена я испробовал все эти проклятые вещи. У меня в холодильнике была большая молочная бутылка, полная пилюль. Пейоти… такой наркотик из кактуса. Мой друг, Росс Вентурино, распространял наркотики. Он сам почти все время был под их действием, но справлялся и со специальными поручениями. Как-то раз хозяин дал ему пару доз, и мы решили попробовать. Я-то только попробовал, но Росс был немного больше сумасшедший. Он вкатил себе дозу в ту большую вену, знаете, что проходит с внутренней стороны локтя. Он сказал, что это было самое приятное ощущение в его жизни. Лучше, чем секс. Когда пришел в себя, вкатил себе еще одну дозу. — Рибиеро закрыл пластиковый пакетик, положил его на стол и подтолкнул. — Сам по себе наркотик вас не отравит. Он чистый. Но только до тех пор, когда вам не повезет и вы не примете слишком большую дозу. Ведь каждый из нас рано или поздно умрет. Доведете себя до смерти потому, что в первую очередь будете доставать то, чем уколоться, а не то, что требуется для поддержания жизни. Или упадете из окна, пытаясь проникнуть в чужую квартиру. Или вас убьет другой наркоман. А от иглы шприца легко подхватить гепатит или даже СПИД. Или схватите горячую дозу и сгорите до смерти.
— А что такое горячая доза? — спросил Патерсон.
— Это значит колоться неподготовленным, неразбавленным наркотиком. Когда вы втянетесь в это дело, у вас будет миллион способов уйти из этого мира.
Патерсон взял пакетик и положил его в карман.
— Поговорите со своим парнем, Ал. Но на вашем месте я сообщил бы копам.
— Благодарю за помощь, Джерри.
Патерсон вздрогнул, когда на его плечо легла чья-то рука. Он резко обернулся. Это была всего- навсего официантка. Она смотрела ему в глаза, несколько отступив, чтобы сохранить дистанцию.
— Она хочет узнать, все ли у нас в порядке с едой, — пояснил клиент.
Ал покачал головой.
— Нет, нет, все в порядке, просто вы меня вконец заговорили и я совсем забыл о ней.
Клиент улыбнулся.
Патерсон взял стакан и отпил пива. Оно было теплым и выдохшимся. Он украдкой посмотрел на часы. Четверть третьего. А клиент все говорил и говорил, но его тарелка все-таки опустела. А тарелка Патерсона была все еще полна.
— Хотите еще что-нибудь выпить? — спросила девушка.
— Я не отказался бы от еще одного пива, — признался клиент.
— Принесите два, — автоматически попросил Патерсон, а потом, сообразив, добавил: — И, пожалуйста, дайте счет.
— Вы заняты во второй половине дня? — Клиент явно не торопился.
Патерсон проигнорировал оттенок упрека в его голосе.
— У меня все расписано по минутам. Бог мой, иногда кажется, занят выше головы, а дел не убывает и с каждым днем становится все больше и больше.
Он вернулся в офис, когда стрелка часов приближалась к трем, и теперь окончательно решил, что надо предпринять.
Он попросил своего секретаря, Кэти, вызвать по телефону его жену Лилиан. Жена сказала, что пришло заказное письмо из банка, и спрашивала, должна ли она вскрыть его. Он сказал, чтобы она не трогала это проклятое письмо, а потом, скрестив пальцы, соврал, что дела требуют его срочного выезда в Торонто, где он пробудет дня три, и что в настоящий момент он уже на пути в аэропорт.
Кэти, очевидно, слышала весь разговор через открытую дверь, потому что, едва он вышел из кабинета, спросила, не вызвать ли такси.
— Я поеду на «порше».
— Вы что, собираетесь оставить ваш новый прекрасный автомобиль на открытой стоянке на целых три дня?
— Мой рейс меньше чем через час. У меня нет времени ждать такси.
— Ну а угонщики машин? А вандализм? Как с этим? — Кэти широко улыбнулась ему. — А если дождь?
Патерсон быстро надел пальто и схватил портфель.
— Счастливой поездки! — успела крикнуть ему Кэти, когда он был уже за дверью.
Патерсон подъехал на «порше» к ближайшему отделению своего банка и по карточке «Виза» получил тысячу долларов наличными.
Из банка он направился прямо на пристань, где стояла его яхта «Кэл-29», взял там мешочек героина в полфунта весом, пистолет и с полсотни патронов. Пистолет был все еще в заводской упаковке, чтобы уберечь его от сырого морского воздуха. Когда он извлекал обойму и заряжал ее, пистолет показался ему холодным и липким. Теперь, заряженный, он стал гораздо тяжелее. Патерсон поднял правую руку, зафиксировал положение локтя и прицелился в бортовой иллюминатор, по размерам напоминавший голову человека. Патерсон старался представить себе, как он спустит курок и убьет кого-то. Нет! Невозможно!… Но тогда на кой черт брать оружие? Он было положил его обратно в коробку, а потом, сам не понимая зачем, все-таки сунул оружие в портфель. Выходя, он сделал перочинным ножом несколько царапин на полированной поверхности двери у замка, будто кто-то пытался взломать его.
Управляющего пристанью в офисе не оказалось. Патерсон написал записку, в которой говорил, что кто-то пытался проникнуть на его яхту, и просил присмотреть за ней. Сложив записку вдвое, он сунул ее за наборный диск телефона.
Вернувшись к «порше», он положил пистолет и патроны в багажник и поехал в ту часть города, которая называлась Гэзтаун.
Гэзтаун располагался к северу от центра города. Этот район был зажат железнодорожными путями, которые шли параллельно линии берега. Это был один из старейших районов Ванкувера и был назван так в честь речного капитана Гэззи Джека, горького пьяницы, который первым начал розничную торговлю, открыв «Глоуб-салун». Во время великой депрессии Гэзтаун пришел в упадок. К шестидесятым годам он превратился в совершенно заброшенный уголок города. В семидесятых город разработал план восстановления района — предполагалось привести в порядок улицы и тротуары, почистить фасады домов, установить освещение и сделать его привлекательным для туристов.
Патерсон оставил «порше» на стоянке. Запер машину, включил противоугонную систему, спустился на улицу, прошел по Хастингс-стрит, а потом на восток, где и нашел подходящий отель.
Этот отель «Вэнс» предлагал комнаты на сутки или на месяц. Обшарпанная деревянная дверь вела на крутую, слабоосвещенную лестницу. Вестибюля не существовало вообще. Патерсон медленно поднялся по ступеням. На лестничной площадке обнаружилась еще одна дверь, затянутая проволочной сеткой. Эта дверь была заперта. Он похлопал ладонью по сетке. Раздался характерный звук. Кто-то закричал, чтобы перестали стучать. Патерсон не менее громко ответил, что ему нужна комната.
Послышалось жужжание, и замок щелкнул.
Он плечом растворил дверь, и она тотчас же захлопнулась за ним. Налево шел длинный коридор с другой лестницей в конце, а справа небольшая комнатка, и за ней еще коридор. Морщась от света, он подошел к маленькой комнате. На него уставился мужчина, сидящий на простом деревянном стуле. Он был до изнеможения худ, бледен и одет в кожаный пиджак и линялые джинсы. Рубашка отсутствовала. У него
